Читать книгу - "Ночная смена. Крепость живых - Николай Берг"

– Мы поторопимся.

Лопоухий делает странное порывистое движение к Званцеву. Тот протягивает ему руку, словно останавливая:

– Здравствуй, сын!

– Здравия желаю!

– Ну как?

– Нормально.

– Отведи доктора на «галошу», комендант просил его прибыть побыстрее.

– Доктор, тут у вас дела еще есть?

– Срочных нет.

– Тогда стоит уважить коменданта, – говорит Николаич. – И возьмите пару сигар из запаса. Пригодятся.

Явно знает что-то, чего не говорит.

Лопоухий сопит обиженно. Похоже, что сухая встреча с отцом его огорчила. Парень явно ожидал совершенно другого. Ну понятно, суровые морские волки, никаких сюси-пуси…

Залезаю на «хивус». Водила незнакомый, но белая кобура с наганом очень знакома. Кивает мне водила и отваливает от пристани, на лестнице остается обиженная фигурка лопоухого Званцева-младшего, маленького на фоне сваленных кучей строительных конструкций. Хороший парень. Зря отец с ним так сухо…

– Как прошло?

– Вроде без потерь. Осталось еще зачистить жилые дома да в Адмиралтействе тоже в некоторых помещениях мертвяки.

– Спасенных много?

– Не меньше двух сотен.

– Курсанты?

– И преподаватели, и штатские тоже есть.

– Теперь, наверное, то же с училищем имени Фрунзе делать будут. Там тоже курсанты заперты. Но на Васькином острове упырей много больше.

– Наверное.

– А мы сегодня видели три бронетранспортера – шли по Литейному мосту от Большого дома.

– Ну так не мы одни живы…

– Похоже на то…

«Галоша» сквозит почти до самых ворот. Как только схожу на пристань, она разворачивается и уходит обратно к Адмиралтейству.

Непонятно, брать сигары и идти к Овчинникову? Или, наоборот, сначала комендант. А потом сигары. И почему две? Я со времен армии не курю. Ладно, пойду к коменданту без сигар.

– Хорошо, что вы пришли… – Меня встречает старый знакомый – Павел Александрович. Тот, что предупредил об опасности поедания медвежьей печени. – Я вас уже давно жду, а времени мало.

– Меня попросили зайти к коменданту.

– Так я вас и ждал поэтому. Идемте, не хотелось бы опоздать.

– А комендант где?

– В Артиллерийском…

– Да в чем дело-то?

– Вы слыхали, что во время зачистки зоопарка пострадали два человека?

– Да. Слыхал.

– Один из них наш коллега. Он не просто пострадал, он спас другого человека – молодого парня из гарнизона. Тот растерялся, а наш сотрудник его успел отпихнуть, спас таким образом. А сам не успел. Он просил, чтоб вы к нему зашли. Ему уже совсем плохо, но до конца десанта к Адмиралтейству не хотел вас отвлекать. Теперь там все успокоилось.

– Но я же ничем помочь не могу. Вы же знаете, Павел Александрович.

– Значит, можете. В конце концов, попа тут нет, да и неверующие мы большей частью… А врачебная тайна не хуже тайны исповеди.

– Я его знаю?

– Вы его наверняка видели. Он предложил кандидатуру Овчинникова на пост коменданта.

Ага, тот сухонький старик с планками… Две Красной Звезды, одна «За отвагу»… Жаль, похоже, хороший был человек, а я даже и познакомиться с ним не успел.

– Ну что ж, пошли… Только я на секунду заскочу к нам в «Салон».

…Во дворе Артиллерийского идет возня: люди раздвигают стоящие во дворе экспонаты и, если я правильно понимаю их намерения, открывают дорогу инженерным слонопотамам, увешанным экскаваторными ковшами, бульдозерными ножами и прочими милыми штучками. С другого края торчат две БРДМ, там тоже копошатся.

Идем по первому залу, дальше поднимаемся наверх по лестнице мимо библиотеки на втором этаже и поворачиваем направо – в давно закрытый четвертый зал. Тридцатые годы сейчас не в моде – Халхин-Гол, Хасан, зимняя война… Множество экспериментальных образцов оружия, трофеи, неслыханно героические картины… давно здесь не был.

Старик лежит рядом с витриной, где выставлены пробные образцы пистолетов-пулеметов. Тогда конкурс выиграл ППД – и неудачливые конкуренты оказались в музее. Мне из них всегда нравился ПП под нагановский патрон – этакий маленький карабинчик с маленьким магазином и трогательно выточенной деревяшкой с выемками для пальцев, наполовину прикрывающей магазин…

– Приветствую вас!

Ну да, здравия желать не получится… Плох старик… Очень плох. Вздутое багровое лицо – его укусили то ли в скулу, то ли в щеку, – и на рану неряшливо прилеплен грязный и нелепый носовой платок с дурацкими розовыми свинками и цветочками. Уже омерзевшая каша во рту при разговоре и все прочие признаки близкой смерти от укуса зомби…

– Взаимно. Хорошо, что пришли. Паша, ты иди пока, мы поговорить должны…

– Да, конечно, конечно…

– Располагайтесь, доктор.

Звучит как «расплыгатсь доктр».

– Слушаю вас. Чем могу быть полезен?

– Есть просьба. Или пожелание. Точнее, и просьба, и пожелание. Просьба: нет ли у вас чего-нибудь покурить? Не по чину собирать старые хабарики, как сейчас многие делают, положение обязывало, а курить хочется до зеленых чертей.

Вот чертов Николаич! Откуда знал-то?

– Да, захватил. Такие подойдут?

– Не может быть! Кубинские! Еще как пойдут, если не пересушены. Да хоть и пересушены. Да, эти были у меня любимыми, тем более что я на Кубе пожил долго.

Лучше не придумать!

Старик довольно ловко, хотя руки и трясутся, проводит манипуляцию обрезания кончика, закуривает и с наслаждением полощет рот дымом. Видно, что ему больно из-за порванной щеки, но момент слишком хорош, чтоб на такую мелочь обращать внимание.

– Просто замечательно. Уважили, как принято говорить, старика. Теперь пожелание. Как вам известно, наверное, я совершил невероятно героический поступок – самоотверженно спасая жизнь другому человеку, пожертвовал, так сказать, своею жизнью за други своя.

– Да, слышал.

Что-то дед больно патетичен. Конечно, у стариков есть такой пунктик, но этот не таков – железный старик. Скорее ехидствует и иронизирует.

– Отлично. Это я про сигару. Я боялся, что дырявая щека не даст поговорить и покурить. А ничего, платок присох и держит.

– Я могу наложить повязку.

– Глупости. Из того же разряда кретинизма, как обязательная стерильность иголки в шприце, которым в Америке колют яд приговоренному к смерти. Поберегите бинты кому другому. Так вот – у меня меланома. Нодулярная меланома. Терминальная стадия.

Опаньки! Я не онколог, но что такое меланома, слышал. А нодулярная – самая паскудная разновидность, если не ошибаюсь. Теперь понятно, почему старик такой сухонький. Кахексия[32]это. Ну а терминал… Это я и студентом знал.