Читать книгу - "В третью стражу. Автономное плавание - И. А. Намор"

«Или все-таки предсказуемом?»

Вопрос что ни день становился все более и более животрепещущим. Ведь в чем сила «попаданца»? Его сила в послезнании. Но это если смотреть на мир глазами несовершеннолетнего идиота. Если же вам повезло в жизни, и вы учились в нормальной школе или, не дай бог, в классической гимназии, то с логикой у вас, по идее, все должно быть в порядке.

«Как считаете, герр доктор?» – спросил себя Олег, имея в виду как мысль о попаданчестве, посетившую его этим утром, так и маленькое уютное кафе на берегу Марны, из открытой двери которого доносился запах только что испеченной сдобы и свежемолотого кофе.

«Считаю, да», – усмехнулся Олег и, зайдя в кафе, занял столик у окна. Впрочем, конкурентов у него в этот час не оказалось: заведение, каким бы маленьким оно ни было, всецело принадлежало ему одному.

Один клиент. Один хозяин заведения. Всего – двое. Два мужчины и яркое солнечное утро.

– Кофе, – попросил Олег.

– Фильтр или по-восточному? – уточнил невысокий полноватый мужчина с внешностью типичного француза. У него даже усики над верхней губой были образцово-показательные.

– По-восточному, – улыбнулся Олег.

– Круассаны, масло, джем… – хозяин не спрашивал, он «повторял» заказ.

Вообще-то, входя в заведение, Олег думал только о кофе, но сейчас…

– Все верно, – кивнул он. – И рюмку коньяка.

– Хотите местный? – спросил мужчина. – В Париже такого не найдете.

– Хочу, – согласился Олег и достал сигареты.

«Итак, доктор, что вы имеете сказать, за формальную логику?»

Ну, мысль, если честно, не новая и не такая уж глубокая. И ежу понятно, что одним фактом своего здесь появления они уже отменили известный ход истории. Другое дело, насколько драматическими могут стать эти изменения? Локальными или глобальными?

«И как будем определять эти вот локальность и глобальность?»

И в самом деле, то, что нынешний фон Шаунбург будет спать с австриячкой Кайзериной Альбедиль-Николовой или француженкой Жаннет Буссе… При мысли о Тане привычно сжало сердце, но Олег «на провокацию не поддался». Так вот, если Баст будет спать с Кисси и Жаннет, а не трахать белобрысых арийских мальчиков, как делал покойный Рем, повлияет это на нынешнюю реальность или нет? Ясно, что повлияет, неизвестно, однако, насколько и как. Вот и крутись ужом, придумывая, как бы подтолкнуть подходящий камешек под уклон, вызвав «контролируемый обвал». Крутись, выкручивайся, из кожи вылезай…

«Ну, с чехами вроде бы неплохо получилось, а теперь вот маршала грохнем… совсем весело станет».

На самом деле весело не было, и легко – тоже. Убийство оно убийство и есть, даже если во благо всего человечества и, если «он все равно смертник». И это притом, что приходилось думать и о собственной безопасности, и о сохранении инкогнито…

«А что я, собственно, теряю?» – спросил себя Олег, стремительно превращаясь в Баста.

– Ваши круассаны, месье… – Хозяин принес поднос с завтраком и стал расставлять посуду на круглом, покрытом накрахмаленной скатертью столике.

– Благодарю вас, месье, – улыбнулся Баст. – Знаете этого зеленщика? – спросил он, кивнув на мужчину, разгружающего рядом с овощной лавкой свой старенький фургончик.

– Это Лорис Берра… – чувствовалось, что хозяин мог бы сказать и больше, но Баст пока был «чужим», а чужой он и в Африке чужой. – Он служит у старого Гастона… Зеленщик в последнее время хворает, вот и…

«Лорис, значит…»

– Благодарю вас, месье, – серьезно кивнул Баст.

«Мне кажется, я знаю Лоло… Возможно, мы встречались в детстве… Возможно… Все возможно, если он жив, и он – ОН».

Шоаш был сыном профессора химии Мюнхенского политехникума, но каждое лето приезжал к тетке, жившей всего в трех километрах от имения фон Шаунбургов и бывшей хорошо знакомой с матушкой Баста. Там они и встретились, Баст и Шоаш – Юрг фон Кобель. Тогда им было лет пять-шесть, никак не более, и они всецело зависели от взрослых. Приедет ли Марта Лансдорф к Маргарет фон Шаунбург, пошлет ли Маргарет Гюнтера за приятелем маленького Баста? Все находилось в руках взрослых, но недолго. В восемь лет «весь мир» уже принадлежал им. Три километра не расстояние для быстрых детских ног… А вокруг так много интересного: горы, сады, деревня, церковь на холме, дом «привидений» братьев Бауэр, мельница на речке, и мостик над быстрой водой, и лес вдали, и дубовая роща за рекой… Чудный новый мир, и весь он – без остатка – принадлежал «рыцарям-крестоносцам»: баронам фон Шаунбургу и фон Кобелю.

А потом они расстались, но ненадолго. В двадцать седьмом мельком пересеклись во Фрайбурге на семинарах Гуссерля^[72], однако когда в 1928 году старик ушел в отставку и кафедру принял Хайдеггер^[73], Баст уехал в Гейдельберг, куда вскоре перекочевал за ним и Шоаш. Там, в университете, у них сложилась замечательная компания: крошка Даддль (тяготевшая к марксизму Надина фон Хелтей), левый социалист Удо Румменигге, штрассеровец^[74] Яббо Феллер и монархистка Цисси Беркфреде. Чудное время. Молодость, вино, философия… Впрочем, Баст уже был членом НСДАП, хотя и симпатизировал левым: Геббельсу и Отто Штрассеру. А вот Шоаш…

«Он бегал и к троцкистам, и к тельмановцам, и к Грегору Штрассеру… Мятущаяся, блин, душа!»

В тридцать четвертом Басту сказали, что Шоаш убит… Но вот он – или кто-то сильно на него похожий – разгружает фургон зеленщика… А в тридцать четвертом… В тридцать четвертом всем им стало не до смеха…

Доктор философии Себастиан фон Шаунбург, Vogelhügel.

30 июня 1934 года

Выйдя из ванной комнаты, Шаунбург несколько мгновений постоял перед зеркалом, рассматривая свое сухое мускулистое тело. Кожа была безупречно чиста, и это ему понравилось. Он надел голубую рубашку, белые брюки и, мгновение поколебавшись, легкий светло-синий пиджак, но повязывать галстук не стал.

«Лишнее», – решил он, заправляя в нагрудный карман пиджака темно-синий платок.

Вместо галстука он повязал на шею платок того же темно-синего цвета. Получилось элегантно: в самый раз для регаты в Кенигсберге или ночного клуба в Берлине… Образ, мелькнувший в воображении, вызвал, однако, мгновенное раздражение и заставил Себастиана поморщиться. Но, с другой стороны, не сидеть же целый день в костюме-тройке! Поди узнай, когда за тобой придут…