Читать книгу - ""Фантастика 2025-27". Компиляция. Книги 1-25 - Андрей Соболев"

послали, арабцев примучивать? Наша удача будет, если не стукнет такое в голову ни Игорю, ни Яру. И вообще, жара — не для русского человека. Это Мбумбе за счастье. А нам прохладу подавай. Или хотя бы пиво холодное…

* * *

Вот у Вукомила в службовых покоях было именно так, как Вашко любил. Прохладно, не ослепительно ярко. И мух не было. Трудно им, звонкокрылым, пробраться в потайные горницы, где ковалась днем и ночью державная безопасность. Предшественники Вука, как он просил себя называть, когда кругом никого не было из посторонних, были те еще кроты. Точной глубины Вашко не знал, но по количеству ступенек, да и по внутреннему ощущению, мог сказать, что саженей на пятнадцать вниз заглубились.

В горнице, кроме пары объемистых кувшинов пива, стоял здоровенный мешок из рогожи, набитый плотно уложенными сухарями. И свисала с потолочной балки кабанья нога. Тщательно закопченная по всем правилам. Вкусная…

Кроме еды, в горнице хватало интересностей. Когда Вашко первый раз сюда попал, то долго стоял перед огромной мордой, висящей на стене. Морда по всем параметрам была похожа на кошачью. Только размерами превосходила любого «прошловременного» тигра раза в полтора. И у тигра нету кокетливых кисточек, венчающих уши. И клыков таких нет. Не помещающихся в пасти. На естественный вопрос Вукомил скривился, мол, нашел чему удивляться. Лютый зверь, он и есть лютый. И любого бабра, не говоря уже про рысей или пардусов, жрет по паре штук на завтрак.

Лютый оказался не единственным чучелом, которого Вашко, вроде бы ладивший и с зоологией и с палеонтологией, опознать не сумел. Всяческих «коркодилов» разнообразнейших видов в подвале ровным счетом пяток висел, лежал и стоял. Даже снежного человека следы обнаружились. Вернее, не следы, а дубина в человечий рост. «Дивова зброя», уточнил Вукомил.

Вообще, как ни странно, но Вашко стал частым гостем здесь. Общий язык нашелся мгновенно. Вукомил не всю жизнь плел интриги и врагам зубы напильником стачивал, а Вашко, оставшийся за старшего в деле подготовки молодого пополнения, не забивался в ракушку воинского умения, почитывая временами умные книги. Ну и пиво оба уважали. Особенно холодное… Вот и раза два-три в седмицу собирались. Лясы поточить, языки почесать, окорок поглодать.

Короткий стук в дверь. Вернее, даже не стук, а так, намек. В горницу ввалился паренек, исполняющий обязанности старшего по подземному поверху. Ошалело пуча глаза, кивнул обоим «старшакам», вручил Вукомилу маленький, замусоленный кисет, и убежал, дробно колотя пятками по деревянному полу.

Скрытень не торопясь отставил запотевший кубок, по боку которого тут же сползла тоненькая струйка. Развязал завязки кисета, вытащил «посланку», вчитался, пробежал взглядом еще раз. И молча кинул Вашко. Тот долго смотрел на кусочек бересты, плотно-плотно испещренный мелкобуквием. Кое-какие значки угадывались, будучи схожими с написанием в родной кириллице, и не менее родной, но не такой близкой глаголице.

— Это что?

— Это? — переспросил Вукомил, вынырнувший обратно из задумчивости. — Это — «звиздец», как любит говорить один наш общий знакомый.

— …? — всем своим видом изобразил Вашко.

— Это западные поляне с князем Лешеком во главе решили нас потрогать за вымя…

— Звиздец… — только и нашел, что ответить Вашко. А потом, мигом собравшись: — Откуда, какими силами, в каком направлении?

— Из Гнезно, много, на Киев, конечно… В дупу твою маты — курву йматы! — выругался на сиверском спокойный обычно Вукомил. — Не ожидал от Льстимира. У нас всех войск — ополчение, да новиков чуток. Не остановим.

— А по времени? Подучить, поднатаскать… Засаду поставить…

Скрытник только головой покачал.

— Даже за стенами не отсидимся. И чудо-харалуг ваш не поможет. Смотри…

Вук рассказывал, водя пальцем по русинской «карте», обрисовывая варианты, намечая направления обходов и ударов, а Вашко мрачнел с каждым новым словом. Не видя выхода. Кроме одного. Почти запрещенного. А потом решился. Для этого и брали. На крайний случай. Прямая угроза разрушения Киева — крайний? Решился… И стало легко и просто.

— Знаешь, — вдруг улыбнулся русин, — не так уж все плохо.

И пропел, глядя на непонимающе уставившегося на него скрытника:

На любой их вопрос,

У нас есть свой ответ.

У нас есть пулемет,

А у них его нет!!!

И оскалился столь многообещающе, что привычного ко многому Вукомила даже передернуло.

— Что, еще прикопаны какие русинские штучки?

— А то! С тебя, друже, три десятка коней докупно к нашим. И людей своих дашь. Нет, твои в Киеве нужны. Франка возьму с его ребятами. А ополченцы — пусть дома сидят!

— Почему?

— Драпать будут быстрее пшеков, — пояснил Вашко. — Только те обратно, а наши в другую сторону. А вообще, я, наконец, понял, за что с детства пшеков не люблю. Нет, не за «марш сифилитиков»! «Исчо Пшекська не сгинела, но вже трохы-трохы…».

— Вот как скажешь чего порой, так хоть в окошко сигай… — криво усмехнулся Вукомил. — Опять ваши русинские штучки? Велес в свидки, лучше бы богами прикинулись! Голову бы ломать не пришлось.

— Задача толкового воина не прыгать геройски в окошки. А противника туда выкинуть. Можно тоже геройски, — ответил Вашко, проигнорировав окончание фразы.

— Дурак ты малолетний, вот что сказать хочу.

— От волхва слышу…

* * *

И пиво не допили, вспомнилось вдруг с горечью. Так, наверное, и простояло, пока не закисло. И вылил его Вукомил, брезгливо морщась, в дырку местной канализации…

* * *

Робберу де Крайону тоже осточертело лежать на одном месте. Но франк куда старше русина годами. Умения — умениями, а десятилетия боевого опыта ничем не заменишь. Не первая засада, и будет на то воля Господня, не последняя.

Давно уже привык с подругой аркебузой

В безумный час ночной постель свою делить.

Но призрачные дни нанизаны, как бусы

На тоненькую жизнь, непрочную, как нить[119],

— по-русински вполголоса пропел Роббер.

Непривычные слова. По-росски Роббер говорит, а этот язык другой, хоть и похож. Но уж больно понравилась песня, случайно услышанная еще в Шаркиле. И понял-то, дай Бог, одно слово из трех, но ведь зацепило! Как закончил договариваться со Снежко, разыскал того парня, что пел, и вытряс слова под запись. И пусть часть оказалась непонятной, но… Про него оказалась песня. Про де Крайона, наемника, солдата, перекати-поле. Про него и его бойцов. Про Джамаля и Сейфуллаха, братьев из Багдада. Про датчанина Харальда и венецианца Маттео. Про васконца Истуэту и черного, как уголь, Мбумбу, двадцать лет назад бежавшего с ромейской галеры… Вот и напевал теперь де