Читать книгу - "Ночная смена. Остров живых - Николай Берг"

– Да ладно тебе голову мне морочить.

– И не собирался. Так и было написано у Брокгауза с Эфроном, аж запомнил: «… флотилия блокировала крепость Нотебург со стороны Ладожского озера; на самолете устроена связь между обоими берегами Невы».

– Ну это ты заливаешь! Ведь верно?

– Ничего подобного. Так тогда называли самоходный паром, который для движения пользовал силу текущей воды. Хитрое устройство, да. Так вот, летучая сапа – это такой хитрый прием, при котором ночью на избранном рубеже под носом у противника тихо устанавливались туры, мешки, бочки и прочая тара, наполненные землей, в итоге получалось добротное укрепление для атакующих. Летучая сапа впервые была применена Иваном Грозным при осаде Казани, а затем уже испанцами при осаде Остенде, после чего стала обычным средством, применяемым при осадах. То есть утром противник глазки продрал, а у него под носом уже укрепление готовое стоит. И поздняк метаться. Тотлебен, кстати, такой сюрприз тоже умел делать. А еще были перекидные, щитовые, другие сапы. Так вот, взялись французы делать сапы. С летучими не срослось, стали копать.

– То есть подкопы?

– Сапер по-французски и значит «делать подкоп». Хотя… – Тут Крокодил задумывается. – В пионерском детстве в трудовом лагере на Кубани мы работали на «сапанке». Сапали. Сапками. И будили нас на сапанку. Так то, может, и не по-французски, ладно, к фигам лингвистику. Ты себе представляешь, как минная война ведется, не сейчашними минами, а с подкопами?

– Ну копаешь тоннель, потом туда порох бочками – и фитилек. Оно внизу бабах, все и полетело вверх тормашками. Мина – это ж еще и шахта, вроде так, тоже есть такое значение у слова?

– Ага. Только при этом можно под тоннелем врага свой провести – поглубже. И сделать копающему противнику тот самый бабах. Контрмина называется. Вот Тотлебен со своими орлами в Севастополе так дело поставил, что выбил контрминами, считай, весь саперный состав у французов. Раньше это еще горнами называли, когда контрминную галерею выводили куда надо и взрывали. Там свои хитрости были. Надо ж так рассчитать, чтоб взрывом врага снесло, а воронки не образовалось. А то такую воронку враг моментально в укрепление превратит. Фугасы камнеметные устраивали еще, это когда рядом с местом скопления противника бабахает пудовый зарядик, и на противника потом полчаса с неба камни сыплются. Такие потери у франков только в Отечественную войну были, когда они своих саперов угробили для наведения мостов через Березину. Мусьи по горло в ледяной воде построили мосты, а им даже водки не выдали потом, про жратву и не говорю. Они и позамерзали к чертям. Так что Севастополь – это место легендарное, да. Я там часто раньше бывал. Ты где отпуск проводил?

– На Северной стороне комнату снимал.

– А… Теперь-то нам еще долго не светит туда попасть. Там, интересно, как – как в Кронштадте или одни зомбаки остались? Как думаешь?

Ответить я не успеваю, потому что к нам присоединяется Бурш. Мрачный, грустный, но с коробками в руках. Понятно, сегодня весь день его коллег и пациентов наши кнехты молотили. Заводит нас в маленькую комнатенку. Здесь запаха меньше, окошко открыто, а зомби, видно, тут не оказалось.

– Как оно у вас? – спрашивает.

– Есть порох в пороховницах, а похрен в похреновницах… – отвечает сапер, которому Бурш уже трет ваткой со спиртом отекший фуфел.

– Воистину глаголешь, сыне! – откликается Бурш и в этих на редкость антисанитарных условиях начинает вводить в пухлый фиолетовый синяк акупунктурные тонкие иглы.

Сапер морщится, но терпит.

– Сроду такого не видал, – признаюсь я.

– Бодягой синяки сводили?

– Ну да, в основном.

– Это лучше помогает. Уже к вечеру опухоль уменьшится.

– Дренаж кровоизлияния, что ли? И пользуете активные точки?

Бурш мотает головой:

– Нет, произвольно. Лучше чтобы в итоге получилась замкнутая фигура. Насчет дренажа не скажу, но по несколько капелек на одну иголку может выйти.

– Это вы о чем тут? – вопрошает неподвижно стоящий носитель синяка.

– О способах уменьшения кровоизлияния в месте удара, именуемом в народе синяком. От травмы капилляры рвутся, кровь из них истекает в ткани. Ну и просвечивает, отсюда и синий цвет. Холод в начале этого действа сужает капилляры, уменьшается общее количество вылившейся в ткани крови. Потом тепло и бодяга ускоряют эвакуацию этой крови, рассасывание кровоизлияния, но вот чтоб акупунктура помогала…

– Вот и проверим… – бурчит сапер.

– А вы о чем тут так увлеченно трепались? – осведомляется Бурш.

– О саперах.

– Полезное дело. Саперные навыки бывают очень полезны. Тут вот было дело, на Ладоге оторвало льдину с «Волгой» и тремя чуваками. Так и жили потом на льдине, папанинцы. За водкой плавали на надувном тузике. Местные им сочувствовали, а предложение вертолетчиков эвакуировать без машины, разумеется с негодованием отвергли. Все же повезло идиотам – прибило через несколько дней к припою, и был мороз ночью. Натаскали веток-досок, залили водой – удалось съехать с льдины. Все, закончил. – И позволяет мне полюбоваться на подушечку для иголок, заявив при этом: – Зверь самый лютый, жалости не чужд. Я чужд! Так, значит, я – не зверь?

– Господа! Вы не господа, а звери[30]… Или как оно там было? Надо же, такого дикобраза сотворили, – бурчит сапер, кося глазом на игольчатое украшение своей физиономии. – Выдергивать-то когда?

– Не все удовольствия сразу. Можете потрепаться про саперов.

– Ладно, не убежит. Мне больше интересно: вот вы, медики, как считаете, с чего вся эта байда пошла?

– Есть у меня одна версия, – задумчиво произносит Бурш.

– И какая?

– Был такой бог у римлян. Звали его Либер, был богом плодородия, вина и роста, и женат он был на Либере, разумеется. Праздник в его честь назывался либерталия и отмечался он в ночь с 16 на 17 марта. Либерталия соединялась с диким, исступленным разгулом самых низших животных страстей и нередко сопровождалась насилиями и убийствами. Что мы и наблюдаем. Думаю, его рук дело. Просто на гулянку Либеры Аида с Персефоной пригласили.

– Это вы серьезно?

– Почему нет? Божественное – оно всегда рядом. Вы вот, например, в курсе, что нам, как всегда, помогли известные с давних времен военачальники?

– Вы б разъяснили попонятнее.

– Да генералы Зима, Мороз, Распутица, Грязь – о них же все завоеватели, которые к нам когда-либо приперлись, сообщают. Даже татаро-монголы объясняют провал похода на Новгород тем, что у Субудая в болоте конь потоп и из-за Мороза и Распутицы и воеводы Бездорожья оне и не смогли Новгород взять. Про французов и немцев молчу – в каждом мемуаре про этих генералов. Нам, кстати, и сейчас повезло, что вся эта гадость случилась в холодное время, тож генерал Зима поспособствовал. Было бы все это летом, вряд ли мы тут сейчас разговаривали бы.