Читать книгу - "Все еще люди - Белая лиса"

своим противникам. Видела танки, которые стояли, направив свои стволы на здания, стояли — прикрывая пехоту своей броней, давая хоть какое-то укрытие помимо стен зданий. Все это — вся эта ситуация от начала взрыва на Эмили оказывала шокирующий эффект. Повсюду смерть и кровь, ей начало казаться, что прямо сейчас в окно залетит какая-нибудь граната или какой-то идиот решит дать очередь — и она умрет. Ей было страшно, страшно за свою жизнь. Она не хотела умирать. Она хотела жить.

Но чтобы жить — нужно действовать — нужно что-то делать и Эмили через силу, пробираясь сквозь свой собственный страх, заставляла себя действовать. Она пыталась разобрать, где находятся боевики, откуда ведут огонь. Пыталась разглядеть хоть что-то в полной суматохе, что постоянно ее отвлекало. И она ощутила нечто странное, но в то же время знакомое чувство. Ощущение присутствия людей. Вначале Итана, что сидел по другую сторону окна, потом Лорена, что был у окна в гостиной, сидящего Генри рядом с женщиной. Ощутила их как некую дымку на грани своего сознания и медленно, но с каждым мгновением это ощущение усиливалось — разрасталось. Множество дымок, десятки в здании, где они находятся — сотни в ближайшем радиусе от дома.

И Эмили, наконец, почувствовала, слегка увидела сквозь белый дым маленькие дымки людей, сгруппированные в комнатах в других зданиях. Она сомневалась, сомневалась, что это ей не чудится, что все это на самом деле, правда, а не какое-то ее банальное воображение. Что она не сходит с ума на фоне этого. Где эта грань между безумием и здоровым разумом? Эмили не находила ответ.

— Вижу огневую точку на пятом этаже в левом здании рядом со взрывом, подтвердите, — послышался голос Лорена в наушниках Эмили.

Вот чего ей не хватает — взгляда со стороны. Доказательства других людей. Эмили обратила внимание на эту точку и убедилась в реальности, она ощущала там дымок присутствия людей.

— Да, подтверждаю, оттуда видны всполохи огня, — подтвердил уже Итан, — Генри информируй.

Эмили было трудно решиться на важный для нее шаг. Она боялась, что ей не поверят, сочтут сумасшедшей или воспримут не всерьез, но… Прямо сейчас гибнут люди, она не знает, что с Элис и ей больно в душе от того, что происходит. Эмили хотела закончить все это быстрее. Закончить эту бессмысленную по ее мнению бойню.

— Я знаю, где все остальные, — тихо произнесла Эмили в рацию, закрыв глаза и по щекам, начали скатываться слезы.

— Где? — тут же спросил Лорен.

— Я не уверена, что они на самом деле там, но я знаю, что они там, — Эмили с тяжестью давались эти слова, потому что она сама до конца была неуверена в них, что если там находились гражданские? Что, если она ошибается?

— Эмили, мы проверим твои догадки, просто скажи, куда нам обратить внимание, — спокойно и уверенно ответил ей Лорен.

И она начала перечислять, продолжая концентрировать свое внимание на этом возникшем ощущении. Десятки огневых точек на разных этажах, в разных квартирах, в нескольких домах. Если ее догадки были верны, то все, кто сейчас находятся на улице, зажаты почти что со всех сторон. Эмили приходилось повторять снова и снова, пока Итан с Лореном не удостоверились в первой десятке.

— Генри, передавай все, что скажет Эмили, — странным, несколько заторможенным голосом произнес Лорен по рации.

Несколько минут в рации звучали только голоса Эмили и Генри, ему приходилось дублировать каждое ее предложение в командирскую.

— Принял, Европа-Два-Три, — сухой мужской голос ответил в конце радиопередачи.

Эмили очень надеялась, что не ошибалась. Даже сейчас, ей не хотелось видеть еще больше смертей мирных граждан — они лишь оказались жертвами этого конфликта. Отпрянув от окна, она уселась рядом с ним, упершись спиной в стену. По щекам безостановочно текли слезы. Эмили начала нещадно стирать их руками, но они все текли и текли.

— Цветок-1, уничтожить под ноль следующие дома, — Генри начал слышать приказ в командирскую рацию, шесть домов. Шесть домов было приказано уничтожить полностью, — используйте все, что имеется. Пехоте всеми возможными способами — обеспечить плотный огонь для подавления противника. Готовность пять минут.

— Пять минут готовности, — произнес в отрядную рацию Генри.

— До чего? — решил уточнить сразу Итан.

— До расхуяривания этих ебанатов, — злобно, гневно произнес Генри, — готовьте винтовки.

Пять минут, как мало и в то же время много времени — особенно когда находишься там на передовой под плотным огнем противника. Когда над головой свистят пули, недалеко от тебя взрываются гранаты, вздымая облака дыма и бетонной крошки. Когда горячий воздух проникает в твои ноздри. Когда вокруг кричат люди, кто от ранений, кто от паники и страха. Когда за эти пять минут ты наблюдаешь, как твои люди, с которыми ты стоишь здесь и пытаешься выжить — падают замертво.

И в то же время некий мандраж, нетерпение пробирает тебя от того, что сейчас будет. Ты можешь лишь представить это, но увидеть воочию эту мощь, перед которой человек становится подобен букашке, не передать словами и образами. Пять минут отделяли солдат Krieg Korps от того, что ждали все находящиеся там. Дать отпор, тем, кто в них стреляет. Жесткий удар по их наглым лицам.

И когда белый дым начал рассеиваться, проявляя силуэты домой, был отдан приказ начать операцию. Огонь со всех винтовок, с улиц, переулков, из зданий в которых успели засесть солдаты. Мощнейший шквал подобный бурану накинулся на противника, заставляя того прятаться, укрываться, бояться за свои жизни и постепенно уменьшать ответный огонь — и в это время, когда они уже думали, что были в безопасности. Девять танков дали одновременный залп из орудий, распределяя огонь по шести зданиям. Огромные болванки вызывали мощнейшие сотрясающие здания взрывы, откалывая части стен. Оголяя противника перед летящими пулями.

Боевики падали из появившихся дыр, падали на бетонную трассу, разбиваясь о нее. Их тела, их кости деформировались, принимали неестественную позу, и даже те, кто выжил после падения — кричали от неописуемой боли в их телах. От горящей кожи, от осколков, пробивших их. Некоторым везло еще меньше, на них обрушивались части зданий, превращая их в бесформенное нечто, ломая все, что можно и разрывая по частям. Всего лишь тридцать секунд и последовал