Читать книгу - "Оборотный город. Трилогия - Андрей Олегович Белянин"

и есть, — довольно облизнулся мясник. — Сам Вдовец на землю с крыши лезет, так что могу подсадить. Ибо мне не в тягость, а оказать ответную услугу в обмен на обещание всегда приятно.

Я попристальнее вгляделся в сияющий небесной голубизной каменный потолок над низеньким двухэтажным особнячком кабатчика. Что-то было там неуловимо прозрачное и отблёскивающее мягким отражённым светом. Эх, где наша не пропадала…

Я позволил Павлушечке встать лицом к стене, упершись в неё руками и лбом, а сам, преодолевая естественную брезгливость и отвращение, влез этой туше на плечи, запрыгнул на голову и уже оттуда, уцепившись за качающийся карниз, выбрался на крытую старой черепицей крышу. Ага, вот оно. От разваленной печной трубы вертикально вверх уходила изящная стеклянная лестница. Довольно тонкая на вид, но если уж ширококостного Вдовца выдерживает, то должна быть надёжной…

— Увидите Моню и Шлёму, передайте, что я ищу их и вечером буду на кладбище! Хозяйке привет, бабе Фросе — спасибо за… Ну, она меня немножко на спине покатала, за это и спасибо. Вам тоже…

— О, пустяки, не стоит. Не забудешь, человече?

— Нет, — твёрдо пообещал я. — Непременно познакомлю. Кстати, его зовут Митрофан.

— Митрофанушка-а… — мечтательно протянул мясник, словно бы пробуя новое имя на вкус.

Вот и замечательно, надеюсь, они вполне удовлетворят друг друга и хоть на какое-то время оставят меня в покое. Я смело поставил ногу на первую прозрачную ступень, помахал рукой всему городу и храбро полез вверх. Карабкаться пришлось не очень долго, на высоте трёх моих ростов я мягко коснулся папахой потолка, пошарил, поискал и, нащупав ручку люка, потянул к себе крышку. А ещё через минуту уже вылезал на свет божий из неглубокой ямины в кустах близ просёлочной дороги. Люк сразу захлопнулся сам собой, видимо, вследствие сработавшей магии. Может, там, конечно, и другой секрет, как открыть его сверху, я не знал, да и сейчас мою голову занимали совершенно другие цели. Вы никогда не догадаетесь какие…

В первую очередь мне жутко хотелось выспаться! Но сначала пришлось топать чёрт-те куда и забирать своего коня с кладбища. Араб честно дожидался меня, пощипывая меж могил сочную травку, время от времени поднимая голову, прядая ушами и настороженно озираясь по сторонам. Быстро учится мальчик, помнит, как в прошлый раз на этом же кладбище его поймали страшные незнакомые нелюди и силой увели под землю. А там его гарантированно бы съели, если бы не добрая девушка Катя и моё своевременное появление в нужном месте в нужный час…

Верный конь бросился ко мне навстречу, ткнулся храпом в щёку, осторожно обнюхал меня и, убедившись, что всё в порядке, радостно сделал свечку, упоённо молотя передними копытами воздух. Я с улыбкой тряхнул чубом, потрепал друга по шее и как-то не сразу обратил внимание на следы подсохшей крови у него на заднем левом копыте…

— Это ещё что такое?!

Араб непонимающе замер, скосил взгляд и попытался «незаметно» вытереть копыта о траву. Потом качнул умной мордой и молча сопроводил меня к тому месту, где я складировал под кустик седло и уздечку.

— Чумчара… — сплюнул я.

В сторонке валялся тощий труп характерной внешности, его череп был проломлен одним ударом аристократического копыта моего игривого коня. Значит, эта нечисть всё ещё помнит меня и упорно идёт по следу…

— Спасибо, дружище. Тебя никто не осудит, ты защищал добро хозяина и честно дрался только тем, что отпустила тебе мать-природа. Давай оттащим эту падаль вон в тот овражек, остальное довершат волки или его же собратья-трупоеды…

Избавившись от тела, я вытер руки берёзовыми листьями, заседлал коня, и он мягким шагом, медленно повёз меня обратно в село, куда мы вернулись аккурат после обеда. Точного времени не помню. Увы… Потому что спал прямо в седле, обняв шею жеребца и невинно сопя, как котёнок…

Плавная поступь араба убаюкивала, а чьи-то голоса, пробивавшиеся сквозь сон, собственно этим самым сном и казались…

— Бабы, глянь-кась, чего творится-а! Картина масленая-а, казачка убитого конь с поля боя до хаты везё-от!

— Так сплюнь, дура, может, он ещё и не убитый, а так… чуток выпимши?

— Кой выпимши-и?! Выпимших жёны на горбу тащут, а энтого конь! Убиты-ый! Ой, война-а, стерва война-а, за что ж таких молоденьких прибирае-эшь?!

— Да живой он, живой. Смотри, баба глупая, дышит! Не дышит? Дышит? Нет, не дышит? Да дышит же! Тока чё ж тогда перегаром не несёт? Видать, и впрямь преставился…

— А крови-то не видать. Значит, сердце прихватило. Всё из-за вас, бабы! Довели казачка воздержанием…

— Дед, уж чья бы корова мычала, а твоя жевала мочало. — Чьи-то сильные руки уверенно приняли меня с седла и куда-то понесли. — Разойдись, честной народ, нянька лялечку несёт! Баю-баюшки-баю, не ложися на краю! С краю тётки злые, девки крепостные, так и щиплют за бока, возбуждают казака, волокут до спаленки, а нам бы тока баиньки-и…

…Проснулся я уже ближе у вечеру на душистом сене, заботливо укрытый лошадиной попоной. Старый Прохор сидел во дворе на моём седле и чистил ружьецо, напевая:

Не ходи, лебёдушка, небом мимо гнёздышка.

Стань женой казачьею, верною, горячею-у…

Рядом с ним на перевёрнутом чурбачке стояла миска, накрытая чистой тряпицей, наверняка незаслуженный ужин. Видно, что мой денщик дуется, но заботиться обо мне не перестанет никогда. Мы, донцы, такие. В чём-то каждый приходится роднёй другому, даже если из разных станиц. Да что станиц, в любое казачье войско приезжай, примут как своего, кровь-то на всех одна, красная…

Прохор, конечно, обижен за то, что я улизнул один и не взял его с собой на подмогу, хотя на пару могли бы достичь ещё больших результатов. Ведь в этот раз я шёл по винтовой лестнице через могилу, значит, уж он-то там никак бы не застрял. А побывать ещё разок в Оборотном городе ему, как видно, очень и очень хочется.

Да и кто бы удержался? В отличие от меня людям, не обладающим истинным зрением, всё там видится волшебной сказкой. И город дивный, и дома прекрасные, и люди красивые, и атмосфера чудесная, и все вокруг так тебя любят, что буквально бросаются на шею обниматься! Но я-то знаю, с какой целью…

— Выспался, ваше благородие? — не оборачиваясь, поприветствовал меня Прохор. — Садись давай, каша уже остыла вся. Ешь да рассказывай, как там твоя…

— Она не моя, — лишний раз напомнил я, берясь за ложку.

— Ага, как же, — хитро усмехнулся в