Читать книгу - "Охотник на вундерваффе - Владислав Морозов"

Нет, ребята, одно дело – когда наблюдаешь за стрельбой «катюши» со стороны, а вот когда пускаешь эрэсы сам, сидя в кабине, – это вообще что-то. Тут я не просто прямо-таки офигел, а практически чуть не обосрался, когда снаряды со зловещим шуршанием (было ощущение, что они стартуют прямо с крыши кабины в каких-то сантиметрах от моего затылка) один за другим уходили с направляющих.

При каждом выстреле машину ощутимо раскачивало.

Впереди по направлению стрельбы поднялось море огня.

Но еще до того, как в цель улетел последний снаряд, до установки добежал закопченный и слегка обалдевший Бункевич (выходит, его все-таки не задело?), который недрогнувшей железной рукой, помогая себе добрым словом (смысл сказанного в переводе с командно-матерного на общечеловеческий – большое тебе человеческое спасибо, сержант, но сейчас иди на хер, пожалуйста), выдернул меня из кабины, словно морковь с грядки. После чего старлей уселся за баранку сам и врубил задний ход, уводя машину за руины сараев. Двое из ее расчета неуверенной походкой направлялись в тыл, трое продолжали лежать. Пахло гарью, над заснеженной степью поднимались новые столбы все более густеющего дыма.

А я словно оглох и тряс головой, не слыша, кто и чего командовал в этот момент.

Однако через несколько минут мимо меня проскочила четвертая «катюша» батареи с висящим на подножке Бункевичем, которая в хорошем темпе выскочила на огневую, быстро дала залп и тут же пошла на перезарядку. В этот момент звуки окружающего мира наконец вернулись в мои уши. Слава богу, кажется, это все-таки была не вполне контузия. Или контузия, но не сильная.

И здесь я вдруг понял, что стало как-то тихо. В общей какофонии звуков боя почему-то больше не было слышно глухих выстрелов немецких танковых пушек, исчез и служивший своеобразным «фоном» глухой звук работающих танковых двигателей и лязгающих траков.

Рядом со мной возник Бункевич, вся морда в саже, шинель и шапка в земле и копоти, но вид довольный, глаза шальные, как у завалившего кабана охотника или картежника, которому неожиданно поперло…

– Зацепило, а, сержант? – проорал он, дохнув на меня луком. Что за манера обжираться луком зимой? Ведь вроде бы гвардейцы-минометчики не полярники на льдине и немецкая пуля на фронте куда опаснее цинги. Или это от общего недостатка закуси?

– Не, только оглушило маленько, – ответил я и спросил: – Что, комбат, кажется, все?

Старлей на это только пожал плечами и опять убежал. Руководить. А Никитин все стоял и смотрел в бинокль на свежие пожары, словно какой-нибудь Гурко или Скобелев на перевале Шипка во времена Русско-турецкой войны.

У ног капитана Капканов пытался поднять лежащего лицом в снег Глухоманюка, то ли убитого, то ли раненого.

Не дожидаясь команд Никитина, на огневую в хорошем темпе выехала еще одна «катюша», которую уже успели перезарядить (быстро управились, однако), и тут же дала уже привычный по своей оглушительности залп. Гвардейцы-минометчики явно вошли в раж (или во вкус?).

Между тем наш Никитин наконец удосужился оторвать бинокль от глаз и, размахивая руками, крикнул что есть мочи:

– Орлы! Прекратить огонь! Стоп!

– Рапопорт! Отставить! – немедленно заорал Бункевич кому-то из своих батарейцев. Сделал он это вовремя, поскольку, судя по звуку автомобильного двигателя, на линию огня уже шла очередная перезаряженная «катюша». Интересно, на сколько залпов у них еще осталось снарядов?

Я поднял свой бинокль и осмотрел пейзаж перед хутором.

Действительно, это было все. В смысле – кобздец, но на этот раз, слава богу, не нам. Как сказал бы по аналогичному поводу какой-нибудь поэт из позапрошлого XIX века – очень мило…

Вид местности действительно впечатлял – еще недавно вполне себе белое поле по сторонам от дороги было густо истыкано десятками воронок и от копоти стало серым, практически семидесяти разных оттенков. Так, будто туда ткнули гигантской головешкой или, к примеру, еще более огромным окурком. И, что самое главное – впереди больше не было никакого движения.

Все немецкие танки или горели, или просто стояли неподвижно. Два самых ближних были подбиты меньше чем в полукилометре от хутора, всего метрах в трехстах от нашей, залегшей в снегу, редкой цепи. Впрочем, как я успел заметить, там никто уже и не лежал, все это обозное воинство повскакивало с мест и или бурно радовалось, или направлялось к подбитой немецкой технике. Шоферы и прочие ездовые держали личное оружие на изготовку, и, судя по тому, что некоторые из них примкнули к винтовкам и карабинам штыки, намерения они имели самые что ни на есть серьезные…

– Потеряхин! – воззвал к моей персоне Никитин. – Подь сюды!

Я опустил бинокль и подошел.

Капканов уже перестал возиться с Глухоманюком, и, судя по тому, что он накрыл ему лицо ушанкой, тот действительно был непоправимо мертв. Со своей наблюдательной позиции к нам шел быстрым шагом Зырин. Лицо у него имело весьма нерадостное выражение, как видно, уже увидел мертвого друга-приятеля.

– Я здесь, товарищ капитан! – отрекомендовался я совершенно не по-уставному, подойдя вплотную.

– Молодцом, сержант, – сказал Никитин. – Я смотрю, ты все-таки не зря те руководства читал?

– Наверное, не зря. На войне никогда не знаешь наперед, что пригодится, а что нет. А Ванька что – убит? – в свою очередь спросил я, кивнув в сторону лежащего на снегу Глухоманюка.

Капитан молча кивнул.

– Мелкий осколок в грудь, – прокомментировал эту смерть Капканов и обреченно выматерился. Чувствовалось, что он далеко не в первый раз закрывал глаза убитым сослуживцам, и ему это занятие было явно не по душе. Но что поделать, как говорил один классик – смерть есть будничное явление военных будней.

– Значит, так, – приказал Никитин. – Потеряхин, сейчас берешь с собой Зырина и пойдешь к Сигизмундычу. Там возьмешь «Бантик» и съездишь на поле боя, посмотри, что там и как! А то, по-моему, танки там какие-то уж больно интересные. Если там, конечно, осталось, что осматривать… После такого-то… А еще лучше будет, если там кто из фашистских экипажей в живых остался. В общем, если найдешь что интересное – оставишь Зырина охранять и пулей сюда. Задача ясна? Да, еще скажи там Татьяне, чтобы срочно связалась с «Первым» и доложила, что хутор мы удержали и прорвавшиеся немецкие танки уничтожены. А то в штабе армии, чего доброго, решат подстраховаться и отправят по нашу душу авиацию. Чего не хотелось бы…

Если кто не знает – «Бантиком» в Красной Армии называли джип марки «Бантам ВRC», малосерийного предка легендарного «Виллиса».

– Так точно, задача ясна! – ответил я, козырнул начальству и спросил: – А где вообще Сигизмундыча с Таней искать?

– До начала боя они были вместе с нашими машинами в низине, метров двести позади той хаты, где мы ночевали…

– Понял, – сказал я. – Зырин, за мной!

И мы с ним рванули к месту недавней ночевки. Как говорили при царе-батюшке, «стрелковым шагом».