Читать книгу - "Лозоходец - Айлин Лин"

подходящий момент, пробил Степану в ухо, отчего тот замер и затряс головой, как пёс. Этого мне и надо. Подскочив к нему сзади, просунул руки подмышки и свёл их в замок на затылке.

Мужик замычал, не в силах двинуться. Он опрокинулся на спину, вышибив из меня весь воздух, но только обеспечил себе ещё волну боли. Я сжал руки так, что у него захрустели позвонки, обхватил торс ногами, не оставляя и шанса вырваться.

– Бугай! Бугай! – трибуны орали так, что закладывало в ушах. – Давай! Бей его!

Рефери разнял нас, разведя по своим углам.

– Так его, дядька Бугай! – подбадривал меня Филька, протянув воду и блестя озорными глазами. – Набей ему морду!

Степан был в бешенстве и ринулся вперёд, размахивая кулаками, как ветряная мельница. Перехватив его, опрокинул на пол и провёл скрутку пятки: зажал ногу бёдрами, стопу подвёл под бицепс и сделал рывок, слушая, как лопаются разрываемые связки. Я не позволю ему больше никого изувечить. Не от хорошей жизни мы идём сюда, нечего зашибать деньгу, калеча других. Спорт – это прежде всего свой кодекс чести. И пусть здесь не профессиональный ринг, но элементарные понятия имелись и стоило им следовать.

Степан заорал, перекрикивая толпу, рефери ринулся к нам, показывая мне отпустить мужика, что я и сделал.

Поднявшись, наклонился к нему:

– На ринге не место жестоким животным, лучше больше сюда не суйся. И не дай бог тебе ещё кого-нибудь покалечить, – сказал подвывающему бойцу и ушёл прочь.

За мной нёсся крик, аплодисменты и топот трибун.

Ногу я ему не сломал, хотя мог. А разрыв связок… Ничего, оклемается.

Прибежал радостный Филька. Поливая мне из банки водой, чтобы я умылся, восхищённо блестя бусинками глаз, выдал:

– Как ты его дядька!

Я, вытираясь куцым полотенцем, присел на лавку.

– Запомни, намеренно калечить или причинять боль людям нельзя, но и спуска давать вот таким, как Степан не стоит. Они понимают только грубую силу.

Филька кивнул. К нам вошёл Матвей, раскрыв руки для объятий:

– Ай да боец! Бугай! Порадовал нас сегодня. Как ты его! Бац, и на пол, бац, и он визжит, точно поросёнок!

– У него связки порваны, отвезите в больницу, – нахмурился я.

– Успеется, – отмахнулся Матвей, – идём, Лука тебя ждёт.

Переодевшись, прошёл к дивану, пожал руку главарю.

– Какой бой! – сверкнул глазами Лукьян Модестович. – Этот увалень только и может, что людям зубы крошить и руки ломать. Разве ж это спорт? Сегодня – дело другое. Ты садись, садись, Бугай, угощайся.

Его любовница придвинула ко мне тарелку с кусками жареной курицы. Я взял один, чтобы не обидеть Луку, и принялся жевать. Хозяин боёв говорил ещё что-то хвалебное, довольно сверкая улыбкой, вот сейчас мне стоило бы поддержать разговор с ним, ведь случай просто прекрасный, но я его почти не слушал, наблюдая за Степаном. Того оттащили в закуток и, как я понял, везти в больницу не собирались.

Вежливо отделавшись от Лукьяна Модестовича, отыскал Матвея.

– Бугай! – завидев меня, крикнул тот. – Иди, там тебя телега ждёт, – он отслюнявил от пачки помятые купюры и отдал мне. Я даже не стал считать, сунул их в карман.

– Сначала отвезём Степана в больницу.

– Ты чего так о нём печёшься? – хохотнул Матвей. – Стёпа бы тебе руки переломал и не моргнул.

– Просто он, хоть и дурной, что твой валенок, но всё же человек. Ему повязку надо наложить, а для этого врач нужен. Сам сейчас не доберётся до больницы.

– А-а-а ладно, будь по-твоему, – махнул на меня Матвей, – сам его тогда и вези. Не хватало мне с этим медведем возиться.

– Филька, пойдём со мной, – позвал я пацана.

Вместе мы дотащили Степана до телеги, кое-как усадили. Извозчик безучастно наблюдал за нами, даже не пытаясь помочь.

– В ближайшую больницу вези! – крикнул я ему из повозки и повернулся к Фильке. – Скажем, нога под колесо телеги попала, понял?

– Ага, – кивнул мальчишка.

– Ты всё слышал? – обернулся я уже к Стёпе.

– Всё, – простонал он сквозь стиснутые зубы.

Телега тряслась по ухабам, и Степан всё больше бледнел. Стопа распухла, наливаясь синевой.

– Почему ты помогаешь мне? – спросил он, когда мы уже заезжали в больничный двор.

– Запомни, я видел вещи гораздо страшнее этих боёв и понял одно, надо всегда оставаться человеком, в любой ситуации. Возвращайся в деревню, тут тебе делать нечего.

Степан замолчал, задумавшись о чём-то. Подкатив к крыльцу, мы передали мужика медперсоналу, и поехали восвояси.

Глава 47

На обратном пути извозчик заартачился, придержав кобылку, развернулся ко мне:

– Я не нанимался вас тут по всему Свердловску катать, то в больницу, то в Светлую речку и всё задарма норовят.

– Тебе дядька Матвей сказал нас отвезти, – огрызнулся Филька.

– Ты вообще умолкни, шкет, – разозлился извозчик.

Настроение у меня было паршивым и ругаться ни с кем не хотелось. Я молча спрыгнул с телеги и снял с неё Фильку.

– Чего это вы? – тормознул извозчик, который просто решил поживиться за мой счёт.

– Езжай отсюда, – нахмурился я.

– Куда? – он растерялся, не зная, что теперь делать.

– Куда подальше, понял?

Развернувшись, взял за руку Фильку, и скоро мы скрылись в темноте. Извозчик так и стоял посреди дороги.

– Ну, показывай, куда тебя вести? – наклонился к пацану.

– Я не маленький, – насупился он, – сам добегу.

– Филька, ты мне не перечь лучше, говори, куда идти.

Мальчишка хлопнул глазами и ткнул пальцем в сторону темнеющих дворов:

– Там в бараках живу.

Мы прошли какими-то околотками и вышли в маленький двор-колодец с низенькими домишками. В окошках горел свет, люди потихоньку готовились ко сну. Филька подвёл меня к ступеням, что вели вниз на цокольный этаж. Там за окном слышались смех и пьяная брань.

– Ты здесь живёшь? – спросил я его.

Понятно, почему он не хотел, чтобы кто-то видел его дом. Даже с улицы квартирка смотрелась убого. Треснутое стекло кое-как заклеено бумагой, засиженные мухами окна были прикрыты драными грязными занавесками неопределённого цвета. Внутри виднелся краешек стола, за которым сидел какой-то мужик с гранёным стаканом в руках и дирижировал им в такт своим словам. Я не знал, что сказать. Жалость обидит мальчишку.

– Ну, пока Филька. Всё в порядке?

Он понял, что я имел в виду:

– Да, дядька Бугай. Привык уже, – пацан шмыгнул носом и нырнул вниз по ступенькам, скрывшись за дверью.

Я двинул в сторону базара, думая, сколько ещё вот таких неустроенных детей бродит по свету. И к себе всех не заберёшь. Это ж не дом придётся поднимать, а небоскрёб. Лихие времена день за