Читать книгу - "Рейхов сын - Сэй Алек"

Первыми англичанина вместе с тремя эсминцами его эскорта настигли русские. Казалось бы, «Фуриоус», поврежденный, неспособный выпустить самолеты из-за сильного дифферента на нос, обречен. Но удача в этот день улыбнулась команде авианосца — вначале со стороны Аландских островов появились финские броненосцы «Вяйнаминен» и «Ильмаринен», завязавшие отчаянный бой с «Октябриной» и «Маратом», а затем на горизонте появились и основные силы англо-французского флота. Два старичка-линкора, легкий крейсер «Киров», лидеры «Минск», «Ленинград», эсминцы «Карл Маркс», «Ленин», «Володарский», «Яков Свердлов», «Энгельс», «Артем» и «Калинин» мало что могли противопоставить английским и французским кораблям. Легкие крейсера «Глуар», «Марсейез», «Дюге-Труэн», «Леандр», «Перт», «Сидней», «Галатея», «Саутчгемптон», «Эдинбург», линейный монитор «Эребус», линкор «Нельсон», линейные крейсера «Реноун», «Дюкень», «Кольбер» и целая куча лидеров и эсминцев достаточно быстро могли превратить Балтийский флот СССР в сплошные воспоминания. Что самое печальное — «Марат» и «Октябрьская Революция» даже удрать не могли. Линкор «Нельсон» превосходил оба корабля не только в мощи залпа, но и в скорости, а вице-адмирал Трибуц понятия не имел о близости немецкого флота. И внимательно следивший за переговорами между советскими кораблями Бём решил нарушить радиомолчание, отправив на «Марат» одно коротенькое сообщение.

Нахожусь в двух часах хода от вас. Держитесь.

Бём.

Немцу очень не хотелось растягивать порядки, но скорость эскадры — это скорость самого медленного из ее кораблей, и равняться в своем ходе на воевавшие еще в Великую Войну броненосцы означало отдать русских на растерзание. А в эскадренном бою иметь на своей стороне два линкора и не иметь на своей стороне два линкора в сумме давало четыре линкора. Однако русских Бём недооценил. Владимир Филиппович Трибуц предложил свой план сражения — безумный, самоубийственный, но единственно верный. Минуту назад с советского флагмана пришла радиограмма.

Обойдите противника с норда. Мы их покуда отвлечем.

Трибуц.

Герман Бём в задумчивости передал сообщение Цилиаксу.[7]

— Это же самоубийство с их стороны! — воскликнул тот.

— И единственная возможность отрезать врага от порта, и навязать эскадренный бой основным силам неприятеля, — сухо ответил адмирал. — Поступим по совету нашего советского камрада.

Бём помолчал и с горечью добавил:

— Вечная память героям.

А утром следующего дня вся Страна Советов слушала Левитана.

От Советского Информбюро.

Вчера, тринадцатого марта тысяча девятьсот сорокового года, в районе Аландских островов Балтийский Флот Союза Советских Социалистических республик, при поддержке сил германского флота, перехватил и на голову разгромил объединенную эскадру империалистических Англии, Франции и Финляндии.

В результате боя были уничтожены линейный монитор «Эребус», линейный крейсер «Реноун», броненосец «Ильмаринен», крейсера «Леандр», «Галатея», «Саутчгемптон», «Эдинбург», а также девять эскадренных миноносцев противника. Серьезные повреждения были нанесены авианосцу «Фуриоус» и линейному кораблю «Нельсон». Остальные силы противника трусливо бежали с места боя!

Советский флот в этом сражении потерял всего один корабль. Моряки-краснофлотцы одержали славную и убедительную победу над капиталистическими агрессорами!

И ни единым словом не обмолвился товарищ Левитан о том, что немцам этот бой стоил «Дойчланда», «Хиппера», «Эмдена», «Лейпцига» и восьми эскадренных миноносцев. Не упомянул он и о том, что «Марат» едва не затонул у самого Таллина, и представлял ныне больший интерес для сталелитейной промышленности, чем для судоремонтной, как и о том, что погибший советский корабль носил имя «Октябрьская Революция» и был линкором.

Вице-адмиралу Владимиру Филипповичу Трибуцу за этот бой было присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно.

Герзе, лазарет I-го батальона 100-го горного полка.

13 марта 1940 года, 17 часов 46 минут.

Осматривающий Кудрина штабсартц Рот был, судя по всему, в прекрасном расположении духа, он даже напевал что-то себе под нос. Генка напряг слух, чтобы разобрать, что мурлычет этот высокий мужчина в белом халате поверх формы, и с трудом разобрал:

Es steht ein kleines, kleines Edelweiss

auf einer steilen, steilen Felsenhoh!

Umgeben ist's von Schnee, ja Schnee und Eis,

das kleine Edel, Edelweiss.[8]

Закончив считать пульс, доктор поводил молоточком перед лицом пациента и начал писать что-то в карте больного, продолжая мурлыкать:

Ich grusse dich, mein Schatz, vergiss mich nicht, mein Schatz,

von einer steilen, steilen Felsenhoh, ja, Hoh!

Wo rauh der Bergwind weht, ein kleines Blumlein steht,

das kleine Edel, Edel, Edelweiss.

Присутствовавшие в палате фон Берне и еще один офицер, постарше, незнакомый Генке, но, видимо, самый тут главный, настроение штабсартца не разделяли, хотя и особо мрачными их назвать тоже вряд ли было можно.

— Ну что там, Берко? — не выдержал наконец Дитер. Генка, конечно, не понимал, о чем идет речь, хотя некоторые немецкие слова уже выучил, да и в школе именно этот язык изучал.

— Wir stehen auch auf vieser Felsenhoh… Что? — оторвался от записей Рот. — Нормально все, завтра выпишу.

— Попробовал бы ты не выписать, — мрачно заметил майор Шранк. — Послезавтра начинаем выдвижение, а тебе еще и свернуть лазарет надо.

— Было б что сворачивать, я его и развернуть полностью-то не успел, — отмахнулся штабсартц. — Почти все как стояло упакованное, так и стоит.

— Вы поглядите, наш костоправ жалуется на отсутствие работы, — заулыбался фон Берне. — Рот, у тебя пора изымать спирт. Delirium tremens[9]налицо.

— А я тебе клистир поставлю, паршивец ты эдакий, — ласково пообещал медик и, уже серьезно, добавил: — И не жалуюсь я, а радуюсь, Димо. Последним спокойным денькам радуюсь. Скоро пойдет поток раненых турков с юга, а они у нас вроде как союзники. Придется их штопать, лечить, ночами не спать… Ну и прочие прелести полевого госпиталя, в виде специфических запахов и сдачи покойников похоронным командам тоже ожидаются. Это уже не говоря про всяких беженцев с дизентерией и иными похабными хворями. Ты бы, чем разевать роток на казенный спирт, лучше озаботился снабдить мальчика одёжкой. Его собственная восстановлению не подлежит.

— Сделай ей операцию, — буркнул Дитер.

— Да, с одеждой надо что-то решать, — почесал в затылке Шранк. — Не отправлять же нашего генерала танковойск голышом.