Читать книгу - "Цепной Койот. Книга 2 - Кира Иствуд"

class="p1">Теперь уже он сам пинал под дых одного из своих недавних мучителей. Детское выражение обиды и непонимания сменилось на знакомую гримасу отвращения ко всему и вся. Губы кривила ухмылка. Примерно такой же ухмылкой Павел встретил сегодня Алека у ограды зоопарка. Ударив в последний раз, Павел сплюнул, хрипло гаркнул:

— Теперь понял своё место, сука, — и, сунув в рот сигарету, отвернулся от своей жертвы, тут же натыкаясь на Алека. Щурясь, смерил взглядом, спросил: — А ты еще кто такой? Что-то я тебя здесь раньше не видел.

— Нет, я… — пробормотал Алек.

— Чего блеешь, как баран? У тебя что, зубы лишние?

Алек был куда выше Павла-подростка и явно сильнее, но того, кажется, ничто не смущало. Алек приметил свежий шрам на подбородке, ссадину на скуле, отбитые костяшки рук. Драться шакалу было не привыкать.

— Павел, послушай, мир вокруг тебя — это воспоминания. Это всё с тобой уже случалось, понимаешь? — Алек решил говорить как есть, но под надменным взглядом получалось смешно и нелепо. — Нам нужно возвращаться в реальность. Прямо сейчас, иначе…

— Ты чё, поехавший? — затянувшись от сигареты, заржал Павел. — У нас уже есть местный придурок, — он показал подбородком на стонущего на земле парня. Кажется, у него был сломан нос. — А ты станешь следующим, если не свалишь.

Алек никогда не любил встревать в уличные разборки, хулиганов презирал за отсутствие мозгов и желание самоутвердиться за счёт других. Всегда легче начистить морду, нежели включить мозг, а бухать проще, чем заняться спортом. Но сейчас он невольно пожалел, что у него нет опыта общения с подобными отбросами.

“Господи, да он же просто подросток! Просто возьми его за шкирку и…”. Что делать дальше, Алек не имел ни малейшего понятия, но надеялся, если прервёт воспоминание, то это и будет тем, что вернёт их в реальность.

Он шагнул вперёд, хватая Павла за предплечье.

— Сейчас ты пойдёшь со мной, поня… ох-х, — и тут же согнулся пополам от боли, это Павел коленом засветил ему в живот.

— Ты на кого наехал? — негодующе рыкнул Койот.

Лицо его поплыло, точно сигаретный дым. Воспоминание снова менялось, а Алек даже на йоту не приблизился к цели. Самое время было впасть в отчаяние.

Листья на деревьях стремительно скукожились и пожелтели, точно их жизнь поставили на перемотку. Ветер огрубел, солнце спряталось за серую простыню облаков, а носа неожиданно коснулся запах гари.

Небо над деревней осветило зарево пожара. Послышались крики. Что-то подсказывало Алеку, что именно в той стороне нужно искать Павла. Может, при встрече огреть этого придурка чем-нибудь по затылку? Или попросту вмешаться в воспоминание, не дав ему завершиться? Знала бы Тина, с кем связалась. С прожжёным гопником. Даже самое поганое детство не даёт права быть жестоким с окружающими.

Внутри у Алека, точно гул приближающегося паровоза, нарастала тревога. Что, если он не справится? Почему Барон не объяснил подробнее, что нужно сделать? Как убедить, если Павел так реагирует?

Алек невольно сжал кулаки, пытаясь унять нервозность. Своим психозом он никому не поможет, надо найти Койота как можно быстрее, иначе…

"Интересно, что делает сейчас Тина? Всё ли у неё хорошо?" — с тоской подумалось ему.

Сцена 4. По ту сторону воспоминаний

Я сказала Барону, что плохо ощущаю лисёнка, но то была не совсем правда. Просто, чтобы настроиться на связь, приходилось закрывать глаза и погружаться в себя, а это было страшно. Ведь стоило прикрыть веки, и пугающие яркостью ощущения буквально сбивали с ног. Узы начинали жаром пульсировать в грудной клетке. Тень беспокойно царапалась на краю сознания. А ещё чувства лисёнка. Он был напуган. То и дело звал маму. Его сердечко стучало, как маленький барабан.

Я посылала малышу успокаивающие эмоции, но они не помогали. Я извинялась перед ним за всё случившееся, но и эти мысли уходили в пустоту. Лисёнок беззвучно плакал, тоскливо и отчаянно, и в его горе была виновата я.

Впрочем, только ли в этом? Я смотрела на бледные безжизненные лица Павла и Алека, на бутылочки с прозрачной жидкостью, которая спускалась вниз по капельнице и текла теперь по их венам. Поможет ли она им? Справятся ли они?

Вдруг Павел дёрнулся на кушетке, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности. Я подлетела к нему, склонилась, прислушиваясь к частому дыханию.

Павел дрожал, его и без того бледные губы посинели, как бывает, когда слишком долго плаваешь в холодной воде. Я прикоснулась к его рукам. Кожа была ледяная.

— Ох, нет. Подожди, сейчас-сейчас! — я заметалась по комнате. В угловой тумбе обнаружилось шерстяное одеяло. Я укрыла им Павла, но он продолжал выбивать зубами чечётку. Глаза под веками носились туда и обратно, пальцы скрючились и вцепились в матрас. Алек тем временем продолжал лежать неподвижно. Мне оставалось только догадываться, что в их сознании происходит. И только один человек мог помочь.

Я бросилась к двери и, распахнув её, крикнула в темноту:

— Эй! Нужна помощь! Скорее, Барон! Кто-нибудь.

Ответом стала тишина. Но у меня не было времени ждать. Я выскользнула в полумрак коридора, быстрым шагом прошла до гостиной, заглянула внутрь. Помещение тонуло в темноте, тут никого не было. Посередине стоял знакомый стол, а рядом были кучей сгружены стулья, которых раньше я не замечала. Но сейчас мне было не до того, чтобы думать ещё и о стульях.

— Эй! — снова позвала я, чувствуя, как потеют ладони. Из глубины помещения раздался рык, загорелись точки глаз. Псина! Я попятилась, со свистом захлопывая за собою дверь. Встречаться с чокнутой собакой Илоны мне не хотелось от слова совсем. Но где же сама хозяйка?

Стоило об этом подумать, как до чутких ушей моей Лисы донеслось невнятное бормотание, а потом хрипящий голос произнёс:

— Волчица мать, глаза закрыв, столкнёт детей своих в обрыв.

Голос доносился из первой комнаты. За стеклянной вставкой я могла разглядеть смазанные очертания скрюченной фигуры в кресле. Мать Илоны! Невольно вспомнилась наша встреча несколько дней назад. Её пророчество и свой ужас, когда эта полуживая женщина схватила меня за руку.

— Откроет лжец свои глаза. Беги от них, пока жива… твоя душа. Его душа, — сипло пропел голос.

Мне некогда было вникать в эту бессмыслицу, так что я быстрым шагом дошла до оставшейся комнаты — смотровой, той, где стены были измалёваны странными символами, а посередине стоял стальной стол, на