Читать книгу - "Львиная охота - Александр Щеголев"

— Что с ним? — заволновался Вивьен.

Старик проверил пульс, заглянул пациенту под веки и сказал:

— Реакция выздоровления.

— Что? — не понял полицейский.

— Ну… Скажем, спит, — подытожил врач. — Своеобразный адаптационный синдром.

— В каком смысле — выздоровление?

— Я не знаю, каким психическим расстройством страдает этот человек и страдает ли вообще, — ответил старик вежливо. — И строить догадки о причинах столь сильного возбуждения не возьмусь. Но эпилептоидный характер транса в сочетании с паранойяльной системностью бреда наводит на вполне определенные мысли. Я бы даже сказал — подозрения.

— Ладно, — криво усмехнулся Дрда, — ни черта не понял. Но принял ваше мнение на заметку.

Старик отвердел лицом.

— Вы хотите знать мое мнение? Ради Бога. У этого человека, по всей видимости, вывих бедра. Возможно смещение нескольких позвонков. Переломов, скорее всего, нет, но если через полчаса не освободить ногу от наручника, он может потерять стопу.

— Давайте поостережемся освобождать его до прибытия спецтранспорта, вы не против?..

Я не встревал в их диалог. Я поднялся по холму на несколько ступеней и присел, ожидая, когда ж ко мне-то придет реакция выздоровления. Очередное приключение опустошило мою душу (которой то ли не было у меня, то ли все-таки была). Частокол вопросов, возведенный полицейским и врачом вокруг этой пустоты, попросту пугал… Преступление, не позволявшее мне спокойно дышать, было раскрыто. Шизофреник-убийца. Неужели так просто? Безумный свадебный ритуал, придуманный и осуществленный маньяком, придуманная им же «измена»… И как это связывается с запиской, лежащей в моем кармане? Убив Кони Вардас, придурок хотел затем покончить и со мной, нож в его руке не давал повода сомневаться. Но при этом кто-то знал заранее, что со мной хотят покончить. Лейтенант Шиллинг. По своей ли воле он предупредил меня? Или есть кто-то третий, кто двигает нашим лейтенантом, как неразделенная любовь водила рукой командировочного? Каков бы ни был ответ, спасибо вам, неведомые доброжелатели. Странные чувства заполняют пустоту в груди, когда знаешь, что кому-то ты еще дорог.

Да, но зачем убивать Жилова у всех на виду, при таком скоплении свидетелей? Почему бы не сделать это тихо и культурно? Вот и думай теперь, о том ли покушении меня любезно предупреждали и не пора ли готовиться к новому, настоящему…

Старик подошел ко мне и встал на ступеньку ниже.

— Удивительный вы врач, — сказал я ему, с восхищением рассматривая его широченные ладони.

Он, смутившись, сложил руки на груди.

— Я в разных местах работал, — ответил он уклончиво. — Есть некоторый опыт. Чтобы лечить, надо знать, как наносятся повреждения.

— Самое удивительное, как вовремя вы приходите на помощь.

— Я почувствовал, — серьезно сказал он, — что настал момент, когда вам физическая помощь нужна не меньше, чем гносеологическая.

— Вы считаете, что этого парня запрограммировали? — спросил я напрямик. — Наркогипноз?

Он и глазом не моргнул, словно ждал подобного вопроса.

— Скорее лучевой психодислептик, судя по припадку. Для любовного бреда, для паранойи ревности характерно вовсе не то, что мы наблюдали. Убедите вашего товарища, что применять психолучевые стимуляторы во время допросов в этом случае недопустимо, иначе симптомы интоксикации будут усилены. Как психотические, так и вегетативные.

— Лучевой психодислептик — это вторая личность? — уточнил я. — Это доктор Джекил и мистер Хайд?

Старик с сомнением посмотрел на меня.

— Это много чего. Изолированные очаги в коре головного мозга с его помощью формируются так же легко, как и убираются. Вот вам и результат — паранойяльный синдром в виде экзацербации, то есть вспышки. При неумелом применении возможны генерализованные поведенческие эксцессы.

— А при умелом? — спросил я.

Он с любопытством смотрел вбок. Я посмотрел туда же и невольно напрягся. К нам бежал громадный жуткий человек ростом даже выше меня. Он был в комбинезоне с отрезанными рукавами и с нашивкой «Исторический факультет», с прямоугольной, выдвинутой вперед челюстью, с волосатыми руками, свисающими чуть ли не до земли. Я вскочил. Он подбежал и пророкотал, нисколько не запыхавшись:

— Вы Жилов?

— Как будто, — ответил я, на всякий случай вытащив кулаки из карманов.

— Мила, — представилось страшилище. — Мила Аврамович, начальник археологической экспедиции. Мне поручили вас найти и проводить.

Более волосатых людей я в своей жизни не видел: не только руки, но и плечи, шею, — все покрывал слой шерсти; шерсть, казалось, прорастала сквозь ткань. Горилла, а не человек. Он повернулся к старику и почтительно поклонился:

— Простите за беспокойство, мастер.

— Долго меня искали? — поинтересовался я.

— Инна мне посоветовала: ищи возле Гончара, не ошибешься. Жилов, говорит, Гончара не пропустит. А тут у вас, оказывается, такие дела творятся… — Он посмотрел на нервничающего Дрду, на медитирующего убийцу, поочередно посмотрел на нас обоих и закончил мысль. — Рад, что вы уже познакомились.

Мы познакомились? Я мысленно прокрутил назад наш бессмысленный разговор. Старик не спросил моего имени, я не назвал себя; но, быть может, так и следует поступать людям, которые доверяют друг другу с первого взгляда?

Горилла с ласковым именем Мила отрывисто засмеялась.

— Мастер, научите его жить вечно. Инна за него очень просила.

Гончар посмотрел на меня и тут же отвернулся.

— Мила шутит, — сказал он твердо. — Я не могу вас ничему научить, простите. Вы и сам — мастер.

— Как жить вечно и умереть молодым, — с горечью откликнулся я. — Пособие для всех, кто развесил уши. Трудно вас, поэтов, понять.

— Мы пойдем, — рыкнул Мила.

— Поэты, — с трудом выговорил старик, словно радиофаг во рту разжевал. — От слова «поэтому». Поэт — то есть мудрец… Вы, конечно, тоже пошутили. Когда понимают, о чем шумит дерево, не понимая, почему оно шумит — и наоборот, — следует заняться либо психикой, либо физикой.

Он сказал это по-русски, чтобы я наконец хоть что-то понял. Как выяснилось, мы с ним говорили и мыслили на одном языке, — слишком поздно это выяснилось, ужасно жаль. Тогда я решился на последний вопрос.

— Здесь в полиции, — сказал я, — служит некий лейтенант Шиллинг…

— Руди? — спросил Гончар. — Хороший человек, цельный. Мой бывший пациент. Он что, как-то причастен к этому казусу?

— Вы бы поручились за него?

— Ну и вопросы, — произнес врач и задумался. — Семь лет назад Руди потерял смысл жизни. Это называется депривацией. Во время беспорядков сожгли оливковый сад, который он выращивал с раннего детства, более двадцати лет. Однако мы справились с ситуацией, мне даже удалось убедить его пойти работать. Он пошел в полицию… Поверьте, это хороший человек, много переживший.