Читать книгу - "Губитель максаров - Николай Чадович"

И тут Рагна заговорила.

Тихие, умоляющие, как бы даже не связанные между собой слова поразили Окша гораздо больше, чем зловещий хохот ведьмы или замогильное завывание вурдалака.

– Где… ваш хозяин? Позовите его…

Рагне ответил старшина дозорных, чей голос, осипший в сражениях, кабаках и притонах разврата, сейчас подозрительно дрожал.

– Кто ты такая? Что тебе здесь нужно? У нас нет никаких хозяев. Все мы – вольные братья.

– Позовите… – шепот Рагны был уже еле слышен. – Он должен прийти… Он мой брат… Он обещал…

Лодка, сидевшая в воде куда глубже, чем легкий рыбачий тузик, не могла подойти к берегу достаточно близко, поэтому Окш физически не мог вмешаться в происходящую там жуткую сцену.

И тогда он сделал так, что все собравшиеся на берегу – по крайней мере живые, – увидели, что со стороны башни к ним приближается некто, имеющий облик Окша. Дозорные, обрадованные тем, что теперь есть на кого переложить ответственность, охотно расступились. Никакой разницы между человеком во плоти и миражом, существовавшем только в их воображении, эти грубые мужланы не ощущали.

Бестелесный призрак оказался один на один с мертвецом, которого кто-то очень хотел выдать за живое существо.

Дабы не обнаружить себя, Окш присел за фальшборт и, сложив ладони рупором, крикнул:

– Я рад видеть тебя, сестра! Но, похоже, ты явилась сюда не по своей воле, а по принуждению! Кто послал тебя, скажи?

И все время, пока звучали эти слова, призрак добросовестно шевелил губами. Рагна дернулась, как от удара, сделала несколько шагов по направлению к нему, но потом, словно потеряв ориентацию, закружилась на одном месте. Окш чувствовал, что ресурсы ее организма иссякают.

И вдруг Рагна застонала так, словно все утраченные чувства – боль, страх, горечь – на мгновение вернулись к ней. Уже падая навзничь, она выхватила откуда-то из-под одежды флакон – один из тех, что в замке Генобры было без счета, – и плеснула из него сначала на всех, кто находился поблизости, а потом на себя.

Это был конец. Но не только для Рагны. Дозорные, на которых попали брызги неведомой жидкости, вопили так, словно им всем прищемили причинное место, падали, катались по земле и умирали один за другим.

Окш спрыгнул в воду, накрывшую его чуть ли не с головой, и бросился к берегу. Там витал диковинный, дурманящий аромат, перебивающий все другие запахи – крови, тины, травы. На дозорных было страшно смотреть – их уже мертвые тела продолжали чернеть и пухнуть. Уцелел только опытный и хладнокровный старшина, успевший отрубить себе кисть руки, на которую попала крошечная капелька страшного зелья.

Накладывая жгут на кровоточащую культю, он еще успевал подавать совет Окшу, остановившемуся в нескольких шагах от Рагны:

– Вы к ней близко не суйтесь… Дядька мой в молодости у максаров служил. Так он перед смертью, когда каялся, про эти штучки рассказывал… Есть среди максаров такие, что могут даже мертвеца плясать заставить. Особенно одна баба этим славилась…

– Баба? – Окша передернуло. – Ее не Геноброй случайно звали?

– Нет, как-то по-другому… Да она уже старухой в то время была. Все с родней враждовала… Страшный народ эти максары. Вон у той девки уже трупные пятна на роже, а она разговоры с нами вела… Вас звала… Брат, говорит, мой… Вы поосторожней! А то, не ровен час, опять вскочит. Побереглись бы. Скольких наших успела угробить, паскуда! Хорошо, что я увернулся да рожу ладонью прикрыл. Эта зараза кожу проедает, что твоя кислота. А если в кровь попала, то все! Рой могилу, заказывай гроб. Про это я тоже от дядьки слышал.

Рагна лежала на спине, широко раскинув руки, и капли яда, окруженные багровыми ободками, поблескивали на ее лице. Теперь было видно, как сильно она изменилась со времени их последней встречи. И дело было даже не в том, что по-настоящему она умерла уже довольно давно, тут наблюдательный старшина оказался прав.

Просто перед смертью Рагне пришлось много страдать. Об этом свидетельствовало многое – и ее необычайная худоба, и глубоко запавшие глаза, и обломанные ногти, и седые пряди в поредевших волосах.

Кто мог сотворить такое с максаром, выносливым и живучим, как пустынная колючка? Только другой максар или существо, еще более страшное, чем он.

Словно в подтверждение этой мысли, над островом раздался пронзительный, душераздирающий звук, напоминавший клекот огромного стервятника, наконец-то дорвавшегося до добычи. Впрочем, похоже было, что, кроме Окша, никто ничего не слышал. По крайней мере ни старшина, ни экипаж лодки, сгрудившийся на носу, даже ухом не повели.

– Прикажешь закопать их. – Окш кивнул на мертвецов. – Ее тоже… Но только в отдельной могиле и поглубже.

– Не беспокойтесь, я порядок знаю, – заверил его старшина. – Яму в четыре роста выкопаем, а потом камнями завалим. Не мешало бы еще извести подсыпать, тогда уже точно не встанет.

– Извести не надо. – Стороной обойдя тело Рагны, Окш направился к лодке, которую прибойная волна уже развернула бортом к берегу.

Они на полной скорости прошли озеро из конца в конец, но не обнаружили ничего – ни рыбачьих лодок, ни плотов, ни даже барж, регулярно курсировавших между солеварнями и прибрежными ярмарками.

И само озеро, и его берега словно вымерли. Тот, по чьей воле действовала мертвая Рагна, бесследно исчез.

Тогда Окш напился, впервые в жизни напился по-настоящему. Пить в одиночку он еще не привык и кликнул в помощь себе рулевого, судя по внушительным габаритам и чересчур здоровому цвету лица, большого специалиста в этом деле.

Рулевой окосел после третьего кувшина, и Окш собственноручно вытолкал его на палубу. Механик, тщедушный на вид, но весь словно свитый из промасленных пеньковых тросов, продержался намного дольше, но под воздействием винных паров стал агрессивен, за что и был беспощадно бит как по лицу, так и по другим частям тела.

Слуга, совмещавший обязанности камердинера и официанта, был еще слишком молод годами и почти сразу облевался. Повар, отказавшийся пить по причине религиозных убеждений, был немедленно уволен. На борту он остался только из-за неумения плавать.

Лишь после этого Окш обратил внимание на молоденькую служанку, не пригубившую еще ни глотка. В должности кастелянши она пребывала уже довольно давно, но Окш до сих пор не удосужился запомнить ее в лицо, хотя про большую упругую грудь, на которую иногда натыкался рукой, не забывал.

Перечить Окшу служанка не смела, вровень с ним пила рюмку за рюмкой, разделась по первому требованию и терпеливо сносила все, что он над ней вытворял. Назвать это любовью нельзя было даже условно. Таким не совсем обычным способом Окш просто изгонял из себя накопившуюся за этот день ненависть, а потом – и горе.

При этом он не переставал пить, и служанка, завернувшись в одеяло, бегала за вином на кухню, где пребывавший в самом мрачном расположении духа повар отпускал на ее счет весьма циничные замечания.