Читать книгу - "Янтарные глаза - Вилма Кадлечкова"

– Хорошо, я могу дать тебе время. Ведь у богатеньких клубов есть и свои психологи! – Блеснули белые зубы: шутка! – Но тот факт, что соревнования – это стресс, еще не повод сдаться, Люк!

Вновь блеск зубов: укоризна. Джон внимательно смотрит на экран.

– А вообще… мне казалось, как раз у тебя проблем с нервами и не бывает, а? – утешительно добавляет он.

Лукас не вступает в спор. Пинки, показательно копающаяся в сумке, видит его лицо: на нем мелькает нескрываемая язвительность. Но как только Джон поднимает на него глаза с выражением надежды, то встречает лишь холодную улыбку.

– Если позволишь, я закончу, – заявляет Лукас. – Можно предположить, что со временем каждый начнет отдаляться. Тогда Ник потеряет свое главное преимущество. Остальные же от этого выиграют. Все будет зависеть от способностей. И именно в этом моя проблема, Джон. У меня их нет.

Из рук Пинки выпал рюкзак. Она в отчаянии прижимает руку к губам; к счастью, она вспотела после тренировки, и румянец на этом фоне теряется; никто, однако, ее не замечает.

– Да как ты можешь такое говорить! – вскипел Джон. – Ты отличный спортсмен, Люк! Ты дважды получил золото!

Он заикается и всплескивает руками.

– У тебя впереди большая карьера!

– К сожалению, нет, – констатирует Лукас. – В Медианете есть форумы для болельщиков всех клубов, и там легко можно выяснить, как катаются остальные вне соревнований. Ты прав, я выиграл дважды. Но какой ценой? Нику для хорошей гонки нужен адреналин. Пинки нужно спокойствие. А мне все равно. Я показываю одно и то же время в любой ситуации. Я обогнал ребят, куда лучших лыжников, чем я, потому, что они, в отличие от меня, переволновались. Я выигрываю лишь за счет их ошибок.

Джон переводит взгляд с экрана на Лукаса и обратно.

– Так в этом все и дело! В психике! В нервах! Ты думаешь, что пора заканчивать, потому что не трясешься перед каждой гонкой? – вырывается у него. – Что за ерунда?! Холодная голова – это огромное преимущество!

– Да, возможно, это преимущество, – соглашается Лукас. – Но не фундамент, на котором можно строить всю спортивную карьеру. Я могу гоняться за иллюзией еще несколько лет. Но не стоит лгать самому себе. Я не очень хороший лыжник. Или, если быть более точным – я недостаточно хорош.

Ливень изумленных, ободряющих, добродушных протестов Джона.

– Черт возьми, не неси ерунды, Люк! Ты хочешь забросить все, чего добился? Возьми себя в руки! Ты можешь достичь всего!

Он всплескивает руками, расхаживает по подсобке, фыркает и даже не пытается понизить голос. А над этим потоком речей и беготни плывут холодные глаза Лукаса – неподвижная серость. На мгновение взгляд метнулся в поисках Пинки. Она замечает дрожь подавленных эмоций и в то же мгновение понимает, как ему, должно быть, трудно сделать и сказать что-либо подобное – признаться в чем-то подобном! Она бросает ему ободряющую улыбку, потому что не знает, как еще могла бы помочь. Лукас улыбается ей. На одно лишь мгновение.

– Я не говорю, что уже не к чему стремиться, – тем временем поясняет Джон. – Но твой стиль хорош, Люк. Если будешь больше тренироваться…

– Да, если я буду больше тренироваться, падение будет не таким быстрым, – перебивает его Лукас. – Может, его даже долго никто не будет замечать. Но вместо того чтобы получить фору, я буду прикладывать все больше усилий лишь для того, чтобы компенсировать убытки. На это я не согласен. Гораздо лучше уйти вовремя.

Пинки пробрала дрожь. Она точно помнила не только слова, но и тон и выражение лица: спокойную, неподвижную, непоколебимую решимость. В каком-то смысле эта ситуация очень напоминала сегодняшнюю. И его подход к ней был весьма похожим. «Нет, Лукас совсем не изменился, – поняла Пинки. – Он способен принимать решения, требующие мужества. Он сделал это в восемнадцать – сделает и сейчас». И закономерное суждение, вполне в логике предыдущих: «Если конец неизбежен, а боль постоянно усиливается, то ему, весьма вероятно, пришло в голову, что и сейчас он мог бы… вовремя уйти».

Пинки вцепилась обеими руками в металлические перила. Она почувствовала, как дрожат ее пальцы. «А если я спрошу, не хочет ли он случайно покончить с собой? Что же он мне ответит? А что скажу я? Неужели я буду уговаривать его так же жалобно и глупо, как тогда Джон?»

При мысли об этой неловкой сцене у нее по спине побежали мурашки. Джону Мак-Коли следовало признать доводы Лукаса и отпустить его – она осознала это спустя годы, а вот он не собирался так просто принять это. Когда лобовая атака не удалась, он попытался зайти с флангов – а поскольку тут же наткнулся на то, что резко противоречило убеждениям Лукаса, то терял и терял балл за баллом.

Бойня в Латӧ Ганимед. В конце концов все обязательно к этому сводится, хочешь ты или нет: к проклятым идеологическим спорам.

– Через три недели будет «Ганимед Опен». Ты хоть понимаешь? – настаивает Джон. – Самая важная гонка сезона! Разве ты не хочешь подождать хотя бы до него? Вот увидишь, ты справишься.

– И что я должен увидеть?! Джон, я уйду в любом случае, независимо от результатов какой-либо гонки. Даже если ты убедишь меня съездить куда-нибудь в последний раз, это будет лишь небольшая непоследовательность, а не перемена решения. А это хорошая причина не поддаваться на уговоры.

– Но в этом году победа точно наша! То, что случилось в Латӧ, сыграет нам на руку! К бойкоту уже присоединился даже Олимпус Монс, ты не слышал? То есть Марс туда ни ногой, арт-директора тоже. У тебя отличный шанс получить золото!

– И какова цена такому золоту? – Лукас не скрывает иронии. – Пол Лангер останется дома, а я наварюсь! Знаешь, Джон, на твоем месте я бы тоже бойкотировал эти гонки. Не только из священного негодования по поводу событий в Латӧ Ганимед и возмутительного поведения ганимедского правительства – хотя в данном случае была бы уместна толика солидарности – но и просто потому, что так поступить умнее. И сделать это нужно быстро. Прошу извинить за выражение, но кто последним раскачается, тот окажется последней сволочью. Конечно, от имени клуба говоришь ты, этого у тебя никто не отнимет. Но даже если ты не объявишь официальный бойкот, я определенно не поеду туда побираться за счет марсиан.

– Ничего я бойкотировать не буду! Соревнования – это соревнования. В спорте не место гребаной политике! Мы будем на Ганимеде, а Ник, как ты сам говоришь, золота не принесет. Ты – да. Ты вообще понимаешь, Люк, какую ты мне свинью подложил? Я рассчитывал на тебя. Ты собираешься бросить нас всех в беде?

Лукас качает головой.

– Джон, будь так добр, выбери уже – будешь ты взывать к моей жадности или к чести. Вряд ли ты можешь воззвать к обеим одновременно.

Джон замирает. Пинки видит, как его лицо краснеет, а глаза сужаются от гнева. Она невольно опускается на корточки и думает, не лучше ли ей спрятаться в собственном рюкзаке – или, что звучит реальнее, быстро убежать. «Сейчас, – думает она. – Сейчас это случится; Лукас, ради бога, сейчас же извинись, пока он не набросился на тебя!» Но Лукас полностью игнорирует ее телепатические советы. Он смотрит на Джона с холодным вызовом. И тут Пинки поняла. Он специально провоцировал его, чтобы покончить с этим.