Читать книгу - ""Фантастика 2025-28". Компиляция. Книги 1-19 - Дмитрий Шатров"

по-хозяйски вставил в замочную скважину ключ, повернул. Тихо щелкнул замок, заскрипели петли. И вдруг защемило сердце. Хоть ты не переступай порог! Но Никита себя заставил, собрал волю в кулак, сцепил зубы. Он ведь знал, что его здесь ждет, знал, кто ждет. Чего уж теперь?..

Квартира казалась ему маленькой еще десять лет назад, а теперь она выглядела и вовсе крошечной. Кукольный домик. Когда-то светлый и нарядный, с дешевыми, но яркими шторами на окнах, с такими же яркими абстрактными картинами, до того необычными, что Никита не всегда мог определиться, где у них верх, а где низ. С солнечными зайчиками на до зеркального блеска надраенном дубовом паркете, с запахом свежесваренного кофе и сирени. Аромат сирени врывался в распахнутую балконную дверь, и от него слегка кружилась голова.

Она и сейчас закружилась, вот только от совсем другого запаха, кисло-сладкого, какого-то ладанно-пыльного. Заныло очнувшееся сердце, а желудок свело судорогой. Никита шагнул в грязный полумрак некогда солнечной и такой радостной квартиры, пробежал взглядом по стенам. Картин больше не было, на их месте виднелись темные прямоугольники невыгоревших обоев. На кухне что-то загремело, потом зашуршало, и под ноги им с Никопольским бросилась черная тощая кошка. Бросилась, заметалась с громким мяуканьем, но вместо того, чтобы выбежать в коридор, шмыгнула в спальню, затаилась. Никита тоже затаился, собрал волю в кулак, сделал глубокий вдох, как перед прыжком в ледяную прорубь.

Никопольскому моральная подготовка была не нужна, он смело шагнул вслед за кошкой, позвал из темноты:

– Никита Андреевич, ну где же вы?

Вдох-выдох, прыжок в прорубь. И вот он уже барахтается в темной ледяной воде, не понимая, куда плыть, куда смотреть. Не желая смотреть и видеть…

…Она лежала на кровати, подтянув к подбородку острые коленки, сжав кулаки, сгруппировавшись. Она не была похожа на спящую. Она была больше похожа на мертвую. Даже волосы ее ярко-рыжие больше не горели огнем, потускнели, как потускнела ее некогда такая уютная, такая яркая квартира. Раньше она никогда не задергивала шторы. Да и шторы раньше были весьма условные, кисейно-прозрачные: в спальне бледно-зеленые, в гостиной персиковые, а на кухне бодряще-оранжевые. Сейчас окно было завешено наглухо плотной портьерой, света хватало лишь на то, чтобы не увидеть, а догадаться. Может, оно и к лучшему? Может, не стоит вообще смотреть, чтобы не стало совсем уж невмоготу?

А Никопольский уже шагнул к окну, отдернул портьеру, впуская в спальню беспощадный солнечный свет. И женщина, лежащая ничком на кровати, обрела плоть. Вот только не должен нормальный человек быть таким худым! Нормальный человек вообще не должен быть таким…

– Вот, полюбуйтесь, – сказал Никопольский каким-то сварливым тоном. – Посмотрите, во что она превратилась. Если ей сейчас не помочь, Никита Андреевич…

Если ей сейчас не помочь, она умрет. Уйдет туда, где ей всяко лучше, чем в этой пыльной квартире. Почему не позвонила? Почему не дала знать, что ей плохо? Что ей настолько плохо?

Это были пустые, даже лицемерные вопросы. Никита и сам знал почему. Она не позвонила, потому что он не хотел знать. Вот и весь ответ…

Стало больно. На сей раз почти на физическом уровне, когда нечем дышать и нутро сводит мучительной судорогой. Но нужно было что-то делать, нужно было ее осмотреть, принять правильное решение, помочь.

– Сделайте над собой усилие. – Никопольский словно читал его мысли и чуял его страхи. – Я понимаю, это неприятно, но представьте, что она – самый обычный пациент.

Самый обычный пациент. Вот это правильная и спасительная мысль. С обычным пациентом можно быть обычным врачом, отринуть боль и сомнения, заняться наконец своим делом! И Никита занялся делом. Он подошел к кровати, положил ладонь на хрупкое плечо, потянул. Она сопротивлялась. Даже в этом своем сумрачном состоянии она сопротивлялась, не желала открыться миру, цеплялась руками за коленки, поскуливала. А под кроватью поскуливала черная кошка, последняя подружка, единственная живая душа, которая с ней осталась. Остальные бросили. Он, Никита, бросил. Нет, он никогда ничего ей не обещал, их общение с самого начала было сделкой. Отчего же так паршиво на душе было тогда и так больно сейчас?

– Эльза… – На бледной шее, под подбородком лихорадочно и неритмично билась тонкая жилка. На изможденном лице почти не осталось веснушек. А когда-то их было много, они были яркие, как осенние листья. – Эльза, открой глаза.

Открыла. Посмотрела невидящим, ничего не понимающим взглядом. Глаза тоже выцвели, из изумрудно-зеленых сделались мутно-болотными, с черными омутами широких зрачков. Сухие, в трещинках губы растянулись не то в улыбке, не то в гримасе.

– Уходи! – проскрипел чужой, незнакомый голос. – Тебя тоже нет. Уходи!

И она вдруг забилась, заметалась, пытаясь вырваться, освободиться из его хватки. Заорала благим матом черная кошка, выскочила из-под кровати, вцепилась когтями Никите в ногу. Он дернул ногой, отшвыривая кошку в угол, всем своим весом навалился на беснующуюся Эльзу. И где только она брала силы на сопротивление?! Где брала силы и где брала наркотики?..

– Ей нужно в больницу, – прорычал Никита, прижимая Эльзу к кровати. – Здесь я ничего не смогу для нее сделать. Да успокойся ты, пожалуйста!

Захотелось ее ударить. Или не ударить, а схватить за плечи и трясти сильно-сильно, чтобы выбить из нее все это… всю эту дурь. Как она могла?.. Как он допустил?..

– Ей нельзя в больницу. – Никопольский присел на корточки перед шипящей и огрызающейся кошкой, бесстрашно погладил по треугольной башке. – Но я подготовил все необходимое. Нам стоит поторопиться. Мне кажется, она выглядит не слишком хорошо.

Она выглядела плохо. Нет, она выглядела ужасно, отвратительно и безобразно. В этом существе не осталось ничего от той наивной девочки, которую он знал. Или осталось? Затаилось на самом дне широких зрачков?

– Эльза, хватит, – сказал Никита почти ласково. – Не сопротивляйся, я тебе помогу.

На мгновение, всего на долю секунды ее взгляд сделался ясным и цепким.

– Мне никто не поможет, – прошептали потрескавшиеся губы. – А тебя вообще нет…

– Я есть, – прорычал Никита, набросил на нее старый плед, словно в силки поймал, и подхватил на руки, поражаясь и одновременно ужасаясь тому, как мало она весит. – А вот тебя почти нет!

Синхронно с ним Никопольский подхватил с пола кошку. Она не сопротивлялась, только прижимала к башке уши и испуганно шипела. Только кошки ему не хватало…

По лестнице Никита шел очень осторожно, боялся споткнуться, уронить Эльзу. Можно подумать, ей бы стало хуже, если бы он ее уронил. Можно подумать, она вообще что-нибудь почувствовала бы. Она сказала, что его нет. Решительно сказала, уверенно, словно не плавала