Читать книгу - "Вавилонские сестры и другие постчеловеки - Брюс Стерлинг"

Книжарня имела четыре этажа, и на каждом было около сотни кабинок. Примерно в центре каждого уровня располагался читальный зал, заходить в который без вызова библиотекаря книгам было строжайше запрещено. Поэтому центром общественной жизни обитателей книжарни было специально выделенное место на полу вокруг синтезаторов пищи и, в меньшей степени, туалеты. Книги постарше, лидеры общины, часто созывали сородичей на митинги, которые проходили возле кормушек. Обычно возникала давка – кстати, она отнюдь не вызывала неудовольствие у небольших, мохнатых книг с учетом того, что в сарае в последнее время стало значительно холоднее, – зато на этом пятачке могли собраться вместе все книги.

В этот день инициатором подобного митинга стала старая Инкунабула, предводительница первого этажа.

Страстно желая увидеться со своей любимой Веллум, Канто был в числе первых, кто пришел на митинг. Если не считать приема пищи и посещения туалетов, книги все свое время проводили в кабинках и оставались там до тех пор, пока их не вызывал библиотекарь. Этот распорядок жизни книжарни практически никогда не нарушался. Однако, как и в любой библиотеке, существующей уже давно, книги неизменно подлаживаются к привычкам владельца и чувствуют себя вполне вольготно, втихаря устраивая общие сходки, особенно в ночные часы, когда библиотекарь спит. Разумеется, в сложившихся обстоятельствах, когда владелец навсегда покинул их и никто за последнее время не востребовал ни единого тома, книги осмеливались собираться и в дневное время. Возможно, их также привел в безмятежное состояние тот факт, что МБ Холбрук никогда не наказывал их за взъерошенный внешний вид.

Под темными и пыльными стропилами потолка первого этажа перед кормушками собралось несколько десятков книг, и число их увеличивалось с каждой минутой. Все новые и новые книги прибывали из сходящихся в одной точке коридоров. Скоро Канто был со всех сторон окружен такими же, как он, томами, и теперь ему приходилось приподниматься на цыпочках, чтобы разглядеть в толпе свою Веллум.

Очертания мохнатых книжных тел – рост каждой книги достигал примерно трех футов – свидетельствовали об их гетерогенном генетическом происхождении. Обладая частично внешностью белки и бабуина, зайца и тушканчика с небольшой добавкой человеческой анатомии, книги сидели прямо на своих массивных задах и когтистых заячьих лапах, прижав верхние конечности к груди. Казалось, будто непропорционально огромные головы надеты им прямо на плечи. Книги радостно приветствовали друг друга – широко раскрытые дымчатые глаза поблескивали, уши шевелились, затупленные клычки обнажались в улыбке. Говорили они, разумеется, на чисто человеческом языке.

Наконец взгляд Канто выхватил в толпе симпатичную пятнистую шкурку Веллум, и он принялся протискиваться сквозь толпу ей навстречу.

– Привет, Веллум! Скучала по мне?

– Конечно, скучала, Канто. – Веллум нежно улыбнулась ему. – Не задаю тебе тот же вопрос, потому что вижу, что ты тоже скучал.

Канто вздохнул. Какая она романтичная, его Веллум, какая внимательная и чувствительная, пожалуй, порой даже чересчур. Волна меланхолии нахлынула на Канто: он в сотый раз пожалел о том, что они с Веллум не содержат один и тот же текст. Увы, тут уж ничего не поделаешь. Но без этого непременного условия они даже надеяться не могли на то, что им будет позволено стать супругами.

В дневное время книги были лишены либидо. Их сексуальные инстинкты обычно подавлялись медикаментозными средствами и находили выход лишь только в тех случаях, когда библиотекарь желал спарить две книги для производства нового текста. Так что шансы книг, принадлежащих к разным областям знаний, на то, что им будет дозволено сблизиться, практически равнялись нулю. Да и какой, в конце концов, смысл скрещивать труд по строению нейтрино с томом хаотичной поэзии? Ну кто усомнится, что польза от отпрыска таких книг – никакая (хотя порой подобные гибриды порождали абсолютно новые области перспективных исследований); в таких случаях, чтобы избавиться от бесполезного приплода, приглашали книжных живодеров.

При мысли об этом Канто содрогнулся. Уж лучше не изведать блаженства интимного единения с любимой, чем породить на свет и обречь на страдания несчастное существо.

В то самое мгновение, когда Канто собрался обменяться любезностями с Веллум, толпа книг неожиданно замолкла, обратив напряженные взгляды на кормушки. Канто взял подругу за лапы, и оба устремили взгляды вперед.

На крышку стола с некоторой нерешительностью вскарабкалась седая и грузная Инкунабула. Наконец ей представилась возможность обратиться ко всем собравшимся, и, поддерживаемая своими помощниками Тривиумом и Квадривиумом, старая книга заговорила:

– Итак, мои дорогие коллеги! Спасибо вам за то, что покинули свои кабинки, чтобы послушать мою скромную речь! Я задержу вас ненадолго. Всего лишь хочу сказать, что полностью разделяю вашу тревогу по поводу того будущего, которое ждет нас после безвременной кончины нашего дорогого библиотекаря. Некоторые из нас даже подумали о том, а не последовать ли им за Каталогом во внешний мир, где нас подстерегают разные беды и опасности – библиохищники вроде гнолов и гнурров и прожорливые белки. Я призываю всех, кто вынашивает подобные гибельные намерения, быть предельно осторожными. Нисколько не сомневаюсь, что очень скоро все мы обретем новый дом. В конце концов, наша полезность и значимость неоспоримы. Разве мы, книги, не являемся источником всех новых гипотез и теорий? В отличие от статичных баз данных мы несем в себе тексты, в которые время от времени мудрые библиотекари вносят те или иные изменения, и потому мы являемся главнейшим и важнейшим источником новых концепций и новых взглядов. Даже в такой культуре, как нынешняя культура людей, которая высоко ценит стабильность, и потому считается, что границы в ряде областей знания уже достигнуты, новые идеи с восторгом принимаются многими учеными и...

– Что здесь происходит?!

Заданный громовым голосом вопрос прозвучал откуда-то из-за спин собравшихся. Книги испуганно пискнули, готовые в любую секунду броситься обратно в свои кабинки. Толпа заметно всколыхнулась, но осталась на прежнем месте. Собрав последние остатки мужества и крепко сжав лапку Веллум, Канто повернул голову в направлении грозного рыка.

Там, сжимая в руке предмет, который Канто раньше никогда не видел, но о котором слышал немало страшных историй, стоял какой-то человек.

В руках у него был библиотечный оценщик.

* * *

Библиотека МБ Столкемпа в его особняке в Брундизии состояла лишь из девяноста книг, обитавших в небольшой книжарне, значительно расширенной для будущего пополнения. Он работал со своими темами в индивидуальном порядке – по одному, парами, изредка с тремя сразу, но не более того. Надо сказать, что книги всегда поражали его – какие же они немощные и хилые, как легко подчиняются чужой воле, как ежатся от страха и сникают от командного тона.

Однако теперь, столкнувшись с доброй сотней независимых в своих суждениях томов, Столкемп был вынужден пересмотреть свое давно устоявшееся мнение о том, что, мол, книгами легко манипулировать. Неожиданное проявление инициативы расстроило его планы. Все его естество восстало против царившего в книжарне запаха, а оценивающие взгляды, которых его удостоили его обитатели, не на шутку Столкемпа взбесили. Однако он понимал: показать им свой испуг или неуверенность было бы большой ошибкой, ибо грозило утратой авторитета. Вот почему свой первый вопрос Столкемп задал нарочито грубо, адресовав его одной-единственной книге, выделявшейся из всей толпы.