Читать книгу - "Хмурь - Ирина Лазаренко"

– Я ж таки разглядела, что было в испытарии, – говорю Гному. – Хмарька мне показала.

– А?

Он выглядит растерянным. Он выглядит почти глупым. Почему я прежде этого не замечала, если растерянность – одно из привычных состояний Гнома? Теперь он вызывает у меня раздражение, такое неугасимое, яростное, оно распирает меня изнутри сильно-сильно, иногда даже кажется, будто ребра хрустят.

– Полесский земледержец уговорился с энтайцами, чтобы они разобрались с телами и плодежом хмурей, – говорю Гному. – Только тебя им отдали по уговору, потому что надо было кого-то отдать, а ты – полуварка, тобой можно было двух зайцев пришлёпнуть, чтобы и самим энтайцам было поинтересней с тобой возиться. Ты не должен был выйти из испытария, потому тебя открыто таскали к варчихам. А Накер с тобой случайно оказался, энтайцы не знали, затребуют его обратно или нет, потому скрыли от него то, что можно было скрыть.

У Гнома вытягивается лицо.

– Накер и не знал, что от него должно родиться так много маленьких хмурят, – неожиданно для себя начинаю смеяться, хотя мне совсем не смешно. – Но ничего не получится. Не получится! Они не родятся. Я не дам. Я не позволю. Не позволю, ясно?!

Меня начинает трясти, потому как теперь, когда я говорю с Гномом, у меня в голове очень точно встают картинки, которые мне показывала Хмарька. Спасибо хоть, она обошлась дымчатыми силуэтами, а не ясностью в красках. Понимает она меня по-своему, по-девчачьи, да.

– Как это – ты не дашь? – переспрашивает Гном. – Как можно не дать кому-то родиться?

Ну до чего ж он медлительный и тугодумный всё-таки! Неужели я когда-то всерьез не могла понять, кто из стоящих внимания выучней мне нравится больше? Всяко уж это должен быть не Гном. Из Гнома, быть может, выйдет хорошая подушка для Тучи или что-нибудь другое уютное и бестолковое.

Совсем не то, что нужно мне. Точно нет.

Под коленками бодается маленькая кочка, а большая выглядывает из-за длинного дома, она хочет подбодрить меня и хочет понять, пора ли уже разбрасывать хохолки, потому что она может это сделать очень далеко, и тогда след крови протянется до самого моря, где маленькие рыбки играют с хвостами сирен, а другие рыбки заплывают сиренам прямо в рот, сирены жуют их с кишками и косточками и состязаются промеж собой в плевании чешуёй на дальность, из рыбок плещет кровь и сразу растворяется в воде, в огромной глубокой воде, тут целое море воды, оно рассеет сколько угодно крови.

Гном еще говорит какие-то слова, но я их не слышу, слова только царапают мне плечи, и я хочу сказать, чтобы он заткнулся, не то Туче тоже не придется родить ребенка, но на самом деле я не хочу вредить Туче, ведь она не виновата в своей дурости, и на Гнома я больше не сержусь, из него выйдет отличная мясная подушка, а его ребенок всё равно не родится, потому что это было бы очень плохо для варок, потому они не могут отпустить Гнома и Тучу, они не могут позволить их ребенку родиться, они должны утопить всех троих в море, которое размоет сколько угодно крови. Только варки не знают, что когда море пьет кровь, у кочек дрожат хохолки, а на горы плещет ярость, и в этих горах скальные гроблины строят огромные стены, которые однажды рухнут в залив и станут мостом, по которому скальные гроблины придут в земли варок, и тогда две луны станут морем, напьются крови и проглотят день.

Мои запястья обхватывают пальцы Гнома, он чего-то еще орет, и я долго смотрю в его лицо, пока не начинаю соображать, где нахожусь.

Он о чем-то спрашивал. Он спрашивал, как можно не дать кому-то родиться.

– Вот так, – говорю я, протягиваю руку и обрываю невидимые ниточки.

Как же это легко. Странно, что раньше я так не делала. Раньше мне требовался меч.

Кочка из-за длинного дома пропадает, аромат акации убегает, спугнутый запахом соли, леса и рыбы. Вокруг меня ходят куры, где-то орут человеческие дети, вдали сердится море, я не вижу его отсюда, но по звуку понимаю, что оно бросает на берег волны. На них кричат скандальные белые птицы, которые живут на берегу и в воде.