Читать книгу - "Нам бы день простоять, да ночь продержаться! - Сергей Альбертович Протасов"

осторожно оглядеться, чем он сразу и воспользовался, одновременно на ощупь перезаряжая свой револьвер. Сам прицел был снят то ли для ремонта, то ли для замены, так что обзор оказался хорошим.

Рядом устроился урядник Сомов, к исходу этого длинного дня «доросший» до самого старшего по чину из всего сводного отряда морпехов, сначала бравших батарею на Фуцу, а после отлавливавших японских лазутчиков. Ох и ловки оказались, шельмы! Основные потери, большей частью среди последнего набора юнцов, мечтавших успеть урвать своего «Егория», от них и приключились.

Захар Никодимыч был степенный дядька из Сибиряков, охотник, лучший стрелок в Авроровском отряде. Привалившись спиной к железу, он обстоятельно обтер рукавом пыль с карабина, для верности еще обдул со всех сторон затвор, потом открыл его, загнал в приемник полную обойму, потом патрон в ствол, погладил пальцем курок, словно проверяя. Быстро выполняя привычные манипуляции, он негромко, словно самому себе, вполголоса говорил:

– Много их там, басурман проклятых. Постреляют нас, пока через этот ров перелазить будем. Тут в обход надоть.

Приведя в порядок оружие, стрельнул глазом на командира и принялся выковыривать из песка на дне дворика рассыпавшиеся латунные трубки, оглядывая их с обеих сторон и выбивая об голенище сапога.

В сухопутной войне Круссель понимал не много, но формулировку «нормальные герои всегда идут в обход» слышал. Говорят, так Рожественский сказал, когда перед строем награждал матросов и офицеров Небогатова за тот первый Токийский рейд его отряда. Сейчас, пожалуй, прапорщик полностью разделял такое мнение. Только вот куда тут в обход, когда весь островок переплюнуть можно. О чем и высказался своему ненавязчивому советчику.

Но тот не смутился, продолжив:

– С бонбочками человек трех с каждой стороны вплавь. Водица, конечно, не май месяц. Одначе на Крещение и холоднее бывает. А как оне вдарят, так и мы подсобим.

Тут Круссель не сдержался и резко осадил дремучего сухопутного, который, скорее всего, до войны шире своей речки-дерьмотечки ничего не переплывал.

– Куда тут вплавь, течение! Да и волна! Пока выгребать будут, их десять раз увидят да постреляют.

– Не-а. Те на воду-то смотрят, само собой. Да токмо все вдаль вглядываются, чтоб им с миноносца со спины не полоснули. А мы под бережком, да вброд. А чтоб не снесло, не дай бог, вместо патронов камней в подсумки. Дно ровное. Я давеча проверял. Тута у них все камнем отсыпано, а кое-где даже вроде как мостовая под воду уходит. Ежели тихо, то и воды не замутим. Да вот с энтим. – И взял трубку длиной фута в два с половиной, тут же в четыре приема полого согнул ее через колено под прямым углом, потом обтер рукавом короткий конец и взял в рот, задрав кверху длинный загиб, оказавшийся выше головы. Затем демонстративно шумно вдохнул и выдохнул через нее. – Думаю, должно получиться.

Пока моряк, изумленно кивнув в знак согласия, вертел в руках одну из трубок, судя по надписи на английском – пенала для запальных стаканов, удивляясь простоте и реальности задумки, Сомов уже подзывал к себе по именам бойцов, начав разъяснять им суть предстоящего дела и раздавая тут же сгибаемые трубки, которые еще и надставлял с одного конца второй, чтоб выше над водой торчала.

Те сразу принялись скидывать с себя одежду до исподнего, а кто и вовсе догола, чтоб потом в сухое одеться, складывая обмундирование, оружие и снаряжение позади пушки. Подпоясавшись ремнями с балластом, подбирали себе оружие. Кому чего сподручней. Но, попримерявшись, в конце концов взяли только шашки в пристроенных на спине меж лопаток ножнах и мешки с пятком завальцованных гильз от патронов пушки Гочкиса в каждом. Гильзы были снаряжены пироксилином с терочными запалами, залитыми парафином, чтоб не намокали. Это теперь входило в штатное вооружение морской пехоты. На каждую группу пришлось по одному такому сидору.

Пока шла эта возня, чтобы не прозевать возможные сюрпризы от оппонентов, назначили наблюдателя, вставшего за щит и следившего за японцами через прорезь. По броне, то чаще, то чуть реже, стучали пули, подстегивая адреналин в крови. Но, судя по частоте выстрелов, атаки пока можно было не опасаться.

Боец, едва взглянув в сектор своего обзора, возбужденно зашептал:

– Вашбродь, они пушку ворочають!

– Братцы, давай быстрей! – поторопил прапорщик.

Но это было лишним. Спешили и так как могли. Сомов уже проверял «оснастку» подчиненных, что-то по-отечески втолковывая им вполголоса.

Снова прильнув к своему проему в броне, Круссель увидел, что действительно, одно из орудий разворачивалось в их сторону. Отпрянув от прорези, он пихнул в плечо урядника и, указывая рукой в сторону чужих позиций и на прорезь, быстро сказал, чтобы тот через такое же окно выцеливал горизонтального наводчика, пояснив, с какой стороны пушки тот должен быть. Тем временем восемь голых фигур со своим странным вооружением, шепотом бормоча молитву, разбежались в обе стороны, не мешкая, плюхнувшись в воду.

Пока возились, за спиной, в отдалении начали палить из мелкашек и пулеметов. Потом мелькнула красная ракета. Хоть света от нее и было чуть, разглядеть совсем близкую стелющуюся по волнам знакомую четырехтрубную тень хватило. На это отвлекся даже назначенный наблюдатель, отвернувшийся от ложбинки, которую должен был контролировать. На него тут же шикнули, вернув на место.

Тут грохнул орудийный выстрел, тряхнувший, казалось, весь крохотный клочок суши, обдав жаром сгоревшего пороха даже за сталью щита. От неожиданности и с перепуга все дружно матюгнулись, невольно развернувшись, провожая снаряд. Он вздыбил воду под самой скулой «Безупречного», принявшего всю ее на палубу, вместе с осколками. А Сомов, быстро, но не резко встав за щитом и вскинув карабин, сразу выстрелил, тут же передернул затвор и выстрелил снова.

Судя по воплям-командам, долетевшим со стороны оппонентов, почти сразу заглушенным нестройным ружейным залпом, материться теперь пришлось уже японцам. В течение следующих двух минут Сомов стрелял еще трижды, каждый раз вызывая аналогичную ответную реакцию.

Стараясь не высовываться, почти не целясь, опустошали магазины и некоторые другие бойцы. В ответ частили «арисаки», все больше и больше. Но тоже предпочитали не попадаться на глаза. Сомов с еще двоими сибиряками-охотниками уже отвадили еще в самом начале сидения, повыбив самых боевитых.

Вдруг, ойкнув, отпрянул от своего места наблюдатель. Из левой брови у него обильно хлынула кровь, заливая глаз, но зрачок, насколько было видно в дрожащем свете костров, был цел и испуганно метался под часто хлопавшими ресницами. А паренек, совсем еще молодой, с мягким пушком над верхней губой, тихо шептал, спрашивая склонившегося над ним бойца:

– Меня убили?! Да?!

Тот сопел, пытаясь приладить