Читать книгу - "Ветер перемен - Андрей Колганов"

Что будет? А и в самом деле – что? Что пойдет так же, как было в известной мне истории? После короткой паузы говорю:

– С достаточной точностью могу сказать, что в этом году будут очень хорошие виды на урожай, но затяжные осенние дожди сильно испортят дело. В тридцать первом и тридцать втором годах подряд будут сильные засухи… Пойми, все, о чем я только что сказал, – для меня прошлое. Уже прошедшая история. Но вот пройдет ли она здесь точно так же – не знаю. Многое, конечно, произойдет с неизбежностью. Например, те же засухи. Кризис двадцать девятого года – обязательно. То, что я говорил про танки, самолеты, радиолокацию, – тоже. А вот что касается политических событий… – Внимательно смотрю в глаза Лиде. – Во-первых, случайностей в ходе истории еще никто не отменял. Поэтому конкретные события здесь вполне могут отличаться от той истории, которая известна мне. Кроме того, не следует сбрасывать со счетов и сознательного воздействия на ход исторических событий. История СССР уже кое в чем пошла иначе, чем в моем прошлом, потому что я не сидел тут сложа руки, как пассивный наблюдатель.

– Что ты имеешь в виду? – Теперь моя возлюбленная уже явно встревожена.

– Я попал в это время в самом конце августа двадцать третьего года. И практически сразу попытался разными путями воздействовать на развитие политической борьбы. Кое-что удалось. – Делаю несколько глубоких вдохов, чтобы немного успокоить часто заколотившееся сердце.

– Тебе удалось… что? – Тревога, охватившая Лиду, подействовала даже на ее всегда литературно правильную речь.

– В моей истории пост генерального секретаря ЦК не был ликвидирован на Тринадцатом съезде. Он, по существу, вообще не был ликвидирован. А вот пост генерального секретаря Исполкома Коминтерна ликвидирован был, но на год позже. В моей истории Троцкий не выступал с призывом свернуть дискуссию по «письму сорока шести». Напротив, он косвенно поддержал авторов письма. И в отставку с поста председателя Реввоенсовета он в начале двадцать четвертого года не уходил – его с треском выкинули в двадцать пятом.

– И что, это все сделал… ты? – В голосе девушки тревога по-прежнему смешана с недоверием.

– Разумеется, нет! – решительно отметаю это предположение. – Я лишь подтолкнул кое-кого к действиям в нужном направлении. А дальше… Дальше сработали уже их политические интересы, личные амбиции, затаенные страхи. Да и появление хозрасчетных бригад на пять лет раньше, чем было в моей истории, – в гораздо большей степени заслуга Шацкина и его товарищей-комсомольцев, нежели моя. Я же опять-таки всего лишь подтолкнул…

– Но зачем? Зачем тебе все это? Ты вмешиваешься в такие дела… – Лида в недоумении, да и страх за мою бедную головушку тоже явственно сквозит в ее словах.

– Затем, что нам не удалось создать крепкое социалистическое общество! – Так, остынь немного. Не срывайся на крик. – СССР вынес Вторую мировую войну, выйдя из нее победителем, за что заплатил многими миллионами жизней, а затем распался из-за внутреннего разложения. Сейчас там вместо социализма вновь смастерили капитализм. Получилось нечто донельзя омерзительное. Мне не хочется, чтобы и вы пришли к такому же будущему.

– Как же… Как же так получилось? – У Лиды в глазах опять слезы. Похоже, она уже почти не сомневается в моих словах. – Неужели все было зря?

– Нет, не зря. Даже при том исходе, который наблюдал я, это было не зря. Мы до сих пор живем во многом благодаря наследию Советского Союза. – Решительно мотнув головой, ломаю линию разговора: – Мы с тобой обязательно обсудим все это. Подробно. Но главное, что я хотел тебе сказать, совсем не об этом.

– Что еще? – Девушка близка к панике. И правда, что может быть страшнее известия о гибели СССР?

– В том времени, откуда я попал сюда, я прожил довольно долгую жизнь. И есть один урок, который я выучил, затвердил крепко-накрепко. Я научился верности. Это, пожалуй, единственное, что я смог прихватить из своего мира с собой, переместившись сюда. И мне никогда не забыть женщины, научившей меня этому. – Да, все так и есть. Именно по этой причине и не мог так долго сделать шаг навстречу Лиде. – Поэтому я не оставлю тебя. Ни за что. Даже смерть не будет уважительной причиной.

Мои руки обнимают девушку, прижимая ее к себе крепко-крепко и в то же время мягко и бережно, чтобы не потревожить больную руку.

– Выходи за меня замуж, комсомолка! – шепчу ей на ухо.

– Ну вот, ты опять! – шепчет она в ответ. – Ни к чему это.

– К чему! – Буду настойчив. – Не хочу, чтобы нам хоть в самом малом могли помешать какие-нибудь бумажки, уложения, параграфы и вцепившиеся в них чинуши. Чтобы никто не посмел усомниться, что ты моя жена.

– Ладно… – решает наконец уступить Лида. – Но только, чур, безо всякой этой мишуры вроде колец, фаты, подвенечного платья и свадьбы на сорок человек гостей! А не то откажусь!