Читать книгу - "Черный человек - Василий Головачев"

– У вас есть факты, подтверждающие этот вывод?

Маттер шлепнул громадной ладонью по столу.

– Могу представить. Хотя точно такие же факты имеют и ребята на «Эдипе-2», которые со мной, естественно, не согласны, особенно теоретики-ксенопсихологи. Они видят только то, что желают видеть, и в основном живут по закону Майерса: если факты не подтверждают теорию, от них надо избавиться.

Теперь улыбнулся Ромашин, а смеялся он редко.

– Вы не жалуете коллег.

– Только тех, кто делает вид, а не работу. Вы же знаете тезис: если кто-то морщит лоб, это еще не значит, что он думает. Но будем справедливы: среди них есть и талантливые ученые, блестящие аналитики и прогнозисты.

– Вернемся к «черным людям». Кто же они тогда, если у них отсутствует интеллект? Животные, наделенные сложным инстинктом, который мы принимаем за разум?

Маттер почесал бороду.

– Вопрос прост – ответ на него сложен. Интеллект-то у маатан есть, такой примерно, как у наших инков, но… он в них вложен, понимаете? Так же как у тех же наших инков. Эволюция разума вообще невозможна без развития органов действия, таких, скажем, как рука человека. «Эволюции мозгов», так сказать, «чистого ума» не существует, и маатане – тому пример: они не эволюционируют. Тело маатанина – поликристалл, в котором трехмерная пространственная периодичность строения нарушается в двух измерениях, то есть это кристаллы с так называемыми несоразмерно модулированными структурами, а их оболочка, «кожа», имеет «запрещенную» в кристаллографии симметрию – оси пятого порядка! В этом есть свой парадокс: подобные нарушения могут быть только у живых существ, и поэтому маатане – биологические объекты, но… – Маттер развел руками, – в остальном они – физические «растворы» нервной системы в кристаллической структуре, опять же подобно нашим киб-интеллектам. И еще меня настораживает обстоятельство, что маатане интенсивно аккумулируют энергию, почти не расходуя, создают внутри так называемые «зоны с максимально возможным дефицитом энтропии».

– Почему это вас беспокоит?

– Не беспокоит – настораживает. Я не знаю, зачем это им надо. Никто из наблюдателей и специалистов по контактам еще не видел, чтобы маатане использовали накопленную ими энергию в каких бы то ни было целях. Никто! И никто не наблюдал смерти «черного человека». А ведь это как-то противоестественно, а?

Ромашин промолчал. Эксперт смотрел на него, выпятив толстые губы, словно решал: может ли продолжать и говорить дальше. Игнат оценил его скепсис.

– Ваши сообщения многое меняют. Признаюсь, я ошеломлен, хотя считал, что знаю маатан достаточно хорошо. Вы можете поделиться своими соображениями с Климом Мальгиным?

– Кто это?

– Тот самый разведчик, который добыл информацию о маатанах непосредственно на Маате. Он нейрохирург, готовится к операции…

– Кажется, я слышал эту историю. Шаламов? Такая, мне помнится, фамилия у того парня, что получил информацию маатанского компьютера.

– Совершенно верно, Шаламов. Сейчас он… м-м… вышел из клиники, но вряд ли удастся обойтись без операции. Так что ваша информация будет весьма ценной для врачей, для Мальгина в особенности. Я пришлю его к вам, если не возражаете.

– Ради бога, о чем разговор, буду рад помочь.

Ромашин встал, поколебался немного, но все же задал вопрос, ради которого он и пришел:

– Скажите, Герхард… маатане могут стать… не врагами, но опасными для людей?

– В каком смысле? – выпучил глаза Маттер.

– В прямом. Могут ли их внутренние императивы – равнодушие и агрессивность – возобладать в их поведении? Превратить их в злобных, не знающих жалости и доброты существ?

Эксперт покачал головой.

– Тут я пас. Их внутренние мотивы для нас пока – «черный ящик», ларец за семью печатями. Сами знаете пословицу: чужая душа – потемки, а тут речь идет о «душе» негуманоида…

– Понятно. Спасибо за консультацию.

Оставив озадаченного толстяка эксперта в лаборатории, Ромашин лишь по дороге к метро вспомнил, что забыл спросить Маттера об Орилоухе: почему ученый приравнял маатан и орилоунов? Невооруженным глазом видно, что «черные люди» отличаются от неуловимых орилоунов, как журавль от крокодила. Что имел в виду эксперт?

– Послушайте, Игнат, – сказал негромко Лондон, останавливаясь перед дверью в свою квартиру, дверь утратила твердость, свернулась валиком вверх, хозяин пропустил гостя в прихожую. – Мне кажется, ваше участие в деле Шаламова не ограничивается рамками теперешнего служебного положения. Как эксперт отдела вы можете только консультировать оперативников, но ни в коем случае не решать проблемы сами.

Ромашин прошел в гостиную, огляделся, не пряча любопытства, как обычно.

Майкл Лондон жил в стандартном этажно-ступенчатом модульном доме типа «гроздь винограда» с прихотливым расположением квартир-«виноградин»; квартира Лондона венчала «гроздь» на головокружительной высоте в триста метров и была открыта всем ветрам и горизонтам. Дом стоял на окраине Колорадо-Спрингс, в центре древнего экопарка, и с его «крыши» можно было целый день любоваться живописным пейзажем, включающим в себя реки, скальные ансамбли, величественные каньоны, прерии и дикие леса.

Квартира нового начальника отдела безопасности состояла из четырех комнат, жил он с женой и дочерью, уже взрослой самостоятельной особой, хотя самому ему пошел всего тридцать восьмой год.

Из «глубоких ниш» великолепных стереофотографий, которыми были увешаны стены гостиной, смотрели на гостя дикие звери: волки, медведь-гризли, барс, гиена, росомаха, тигры и львы. Причем все они стояли к фотографу анфас, а некоторые – рассерженные, с угрожающим оскалом – явно готовились к прыжку. Мастерство фотографа было очевидным: хищники казались живыми.

Лондон принес по бокалу прозрачного, янтарного напитка, протянул один Ромашину, отпил глоток.

– Нравится?

– Отменно! – пробормотал Игнат, пригубив. – Кто фотограф?

Хозяин сел в кресло, выдолбленное из целого пня секвойи, отпил напитка, ткнул себя пальцем в грудь.

– Увлекаюсь с детства.

– Инцидентов не было?

Лондон задрал рукав рубашки, обнажив мускулистую руку с несколькими беловатыми зажившими шрамами.

– Таких украшений у меня много. Но вы же знаете: охота пуще неволи. Так все-таки, Игнат, вы не ответили на вопрос. Почему вас так волнует судьба Шаламова?

Ромашин, не отвечая, выцедил напиток, поднял брови.

– Черт возьми, это же сбитень![43]

– Совершенно верно, сбитень, рецепт родителей жены. С удовольствием пьет вся семья. Итак?

Ромашин покрутил в пальцах бокал и поднял на хозяина спокойные глаза: