Читать книгу - "Как приручить дракона - Евгений Адгурович Капба"

Честно говоря я ходил уже четвертый час, и жутко задолбался. Меня посылали нах снага, в жопу — гномы и к черту — белорусы. Дважды на меня натравливали собак, но собаки особенного энтузиазма в травле меня, грешного, не проявляли. Один раз меня атаковал петух, однако я перешел в контрнаступление и обратил его в бегство. Я натуральным образом спекся на жаре, таскаясь по пыльным, неасфальтированным улицам, между облупленными деревянными заборами и заросшими цветами палисадниками, среди переулков и заулков, где какие-то гады срезали все до единой колонки с водой.

А тут — холодное молоко, драники…

— Тамара Павловна, мне неловко, если честно. Хотя предложение очень заманчивое, — я почесал голову и переключился на белорусский: — Можа, дапамагчы штось трэба?

— О-о-о-о, сынку! Трэба, трэба! Дроу нанаси, а? А то гэта пакуль жара, а потым я, старая, и не падыму сюды, на трэци паверх…

— Дрова? Да нет проблем. Командуйте, где брать, куда класть…

«Куда класть» по-белорусски это — «куды лажыць». Покажите мне русского, который не переведет сходу, в свое голове, и это окажется не русский. «Трэба» — «требуется» или"надо". «Пакуль» — «пока», «пока что». «Паверх» — «этаж». Что тут непонятного? Белорусы всегда пребывают в шоке, когда нижегородцы или москвичи не могут понять, если два хлопца с Полесья или Поозерья начинают нарочито трепаться на сакавитай и милагучнай мове. «Мы что, правда на иностранном языке общаемся? В каком смысле — не понимаете?» — типичная искренняя реакция белорусов на реакцию великороссов.

Обо всем этом я думал, таская дрова в двух специальных металлических переносках- каркасных арматурных ящиках с ручками. Сделал три захода, запыхался, вспотел, запылил рубашку и насыпал в бороду и волосы щепок и опилок, но все-таки принес шесть пачек топлива и сгрузил в большой жестяной короб рядом с грубкой. Грубка! В двадцать первом веке! Эльфы с киберпротезами — и грубки в бараках… Магия — и дрова. Надо бы уже привыкнуть, но никак не получалось.

— Ну пиши, пиши… Значыць, Кацуры. Ихняму хлопцу у липени дваццаць стукнула, яго пиши… Виталь Раманавич!

«Виталий Романович Коцуро, 20 лет» — записывал я, глотая слюну.

Плитка у бабуси была электрическая, сковорода на ней стояла чугунная, лопаточка поперёк сковородки лежала деревянная. Подсолнечное масло шкворчало и булькало. Драники — золотистые и аккуратные, распространяли одуряющие ароматы, подрумяниваясь прямо на глазах.

— Што? На драники глядзишь? Ну глядзи, глядзи… Зараз налажу табе… Я туды моркауку надрала, каб цвету дабавиць, тры яйца вбила… Ага! Далей пиши: Зяленыя, у их чатыры хлопца и две дзяучынки за дваццаць год…

— Зеленые? Фамилия такая?

— А-а-а-а, дурань, якая фамилия? Яны гэтая! Снагавыя! Ну — ворки яны! Таму — зяленыя! Фамилия ихняя — Пушдуговы, так и пиши… Руки убяры, талерку пастаулю…

Драники были выше всяких похвал, несмотря на добавленную туда муку и морковку. Еще и сметанка образовалась у бабули — домашняя, так что минут на десять я очутился в раю, орудуя вилкой с бешеным энтузиазмом, запивая холодным молоком и закатывая глаза от блаженства.

— Ну, Тамара Павловна, ну… Я к вам хорошо зашел! И список уточнил, так что больше никуда ходить не надо, и драников поел… — я откинулся на стуле, отдуваясь.

— Гэта нябось у цябе бабули няма, да? Ты таго таки худы? — участливо спросила она.

— Ни мамы, ни папы, ни бабули с дедулей… — кивнул я, откровенно взгрустнув.

— Дык! Настауник! Мне ж и паталок пабялиць, и шкло памяняць на балконе… Мужык у хаце патрэбен! Можа — заходзь як-небудзь? Я верашчаку засмажу, шчавлевы боршч зраблю, налисники са шкварками развяду… А?

— Тамара Павловна, вы раните меня в самое сердце! Это очень, очень серьезное предложение!

Главное — бабуля была не противная, квартирка у нее — опрятная, чистенькая, а домашняя еда, да еще и белорусская кухня — это моя давняя страсть. Да и вообще, помогать таким бабулям — святое дело. Так что, вопрос решенный!

— Ну, пишите список, что надо сделать по дому, — махнул рукой я. — А я гляну, прикину какие материалы, инструменты нужны… Пока каникулы в школе — глядишь и помогу чем-то. И — с меня продукты, с вас — стол.

— Да, да, да, унучок, пойдзем, пакажу балкон…

Вот так я и стал внучком… Это было довольно неожиданно но при этом — приятно.

— ЗА КАКИМ БЕСОМ ТЕБЕ ЭТА БАБКА? СВОИХ ПРОБЛЕМ НЕТ? — проворчал дракон, когда я спускался вниз по лестнице.

— Типа драники тебе не понравились, драконище? — усмехнулся я.

— ДРАНИКИ ДА-А-А, ДРАНИКИ — ВЕЩЬ! — вынужден был признать дракон. — НО У НАС НА ВЕЧЕР СЕГОДНЯ ДРУГОЕ БЛЮДО, ДА? КОТОРОЕ СТОИТ ПОДАВАТЬ ХОЛОДНЫМ?

Он был абсолютно прав. Сегодня вечером мне предстоял бой. И даже с поддержкой дракона я не мог быть до конца уверен в своем преимуществе. Враг неведом, мы в меньшинстве, диспозиция не ясна! Ничего, как говорил наш полковник — «война план покажет!»

* * *

Я надел удобные кроссовки, треники и тенниску сунул в карман выкидуху, в рюказак — лопатку и два кухонных полотенца… Зачем полотенца? Так удар открытым и защищенным кулаком — это две большие разницы. Мало ли, как ситуация сложится? Туда же отправилась и аптечка, сам собирал, с травматологическим уклоном. Аптечка — штука необходимая. Готовиться к бою, или к войне, и совсем не готовиться к тому, что будет после драки — это ведь так по-человечески, да? Но я всегда предпочитал быть скорее умным, чем опытным.

Думал позвонить Прутковой, но решил, что глупая это затея. Что мне ей сказать: я дерусь, потому что дерусь? Припрется еще, мешать станет… Или опричников пришлет, настоящих псов государевых. Они и меня мордой в бетон ткнут, и всех остальных, непричастных и невиновных. А потом разбираться будут…

Так что шел я по нижней набережной в самом решительном настроении. Время приближалось к 19, до часа «икс» у меня оставалось минут пятнадцать, но я хотел прийти заранее: например, размяться. Идиотизм? Нет уж, совершать резкие телодвижения лучше после разминки, это я вам как мужик, которому на самом деле далеко за тридцать, говорю…

Однако, никакой, к бесам, разминки мне не полагалось. Три очень-очень знакомых мне бугая ухватили за шкирки очень-очень знакомого шкета по фамилии Белов и подняли его высоко над землей. Над Твердь. Один из них страшно пуча глаза что-то матерно