Читать книгу - "Фантастика 2025-46 - Маркус Кас"

занимавшихся торговлей и ростовщичеством. Но эти люди составляли в казачьей массе абсолютное меньшинство и, как правило, сами не рвались проливать кровь за освобождение России от большевистской заразы. Основная же масса казаков устала от затяжной трехлетней войны, а ее беднейшая часть, кроме того, всецело находилась под влиянием большевиков, обещавших им новую счастливую жизнь.

Поднять их на восстание против большевистской власти могла только какая-нибудь сделанная ею глупость, вроде ликвидации казачьего сословия. Но в Петрограде глупостей делать не желали и, как уже стало известно Семенову, всячески одергивали своих не в меру горячих местных товарищей.

Декрет о советском казачестве, текст которого был найден на станции Даурия, был внимательно изучен есаулом Семеновым и вызвал у него досаду. Получалось, что большевики опять его обошли.

Единственным шансом для есаула Семенова было взять Читу и провозгласить себя походным атаманом Забайкальского казачьего войска. В случае успеха японцы обещали официально признать его правителем Забайкалья и оказать помощь людьми, оружием, боеприпасами, артиллерией и бронепоездами.

Теперь же, вместо стремительного продвижения вперед, он топчется здесь, у подножья Нерчинского хребта. Надо срочно отправлять отряд капитана Окомуры к фронту, но как это сделать, Семенов не понимал. Пешим порядком их не пошлешь – японские солдаты не привычны к сибирским морозам и просто замерзнут в пути. Новый паровоз со станции Маньчжурия Семенов уже вызвал. Но пока он придет, пройдет немало времени. Задержка бесила – и так на исправление стрелок и приведение в порядок водокачек ушло почти полтора дня. А что будет дальше, если, прорвавшись за Нерчинский хребет, он и там обнаружит такие вот сюрпризы? К тому же начала портиться погода, а это грозило его планам дальнейшими задержками.

29 января 1918 года, вечер.

Забайкалье, станция Борзя

Комиссар Забайкальской бригады Красной гвардии Сергей Лазо только что вернулся с перевала на Нерчинском хребте, где сводный батальон под командованием Дмитрия Шилова, состоящий из читинских рабочих и мадьяр-интернационалистов, второй день отбивал атаки разноплеменных семеновских отрядов. Аргунцев, полностью собранных и готовых к бою, они с Зиновием Метелицей держали пока в резерве. Если Семенов все же сумеет подтянуть к хребту имеющуюся у него японскую артиллерию, то читинцы не выдержат натиска и будут вынуждены отступить. Правда, внушала надежду телеграмма, полученная им от командира питерского отряда товарища Бесоева, выехавшего из Петрограда к нему на помощь. В ней говорилось:

«Дядюшка Сосо и дядюшка Вова передают вам горячий привет и одобряют ваше последнее решение. Они о вас помнят и беспокоятся – все ли у вас в порядке. Буду в Чите четвертого-пятого февраля. Везу триста первоклассных острых карандашей, пирамидон от головной боли и погремушки. С приветом, твой кузен Николай».

Судя по дате, телеграмма была отправлена сегодня утром из Екатеринбурга. Расшифровал ее Сергей Лазо на раз. Дядюшка Сосо и дядюшка Вова – это предсовнаркома Иосиф Сталин и председатель ВЦИК Владимир Ленин.

То, что они помнят и беспокоятся – это очень хорошо. Ощущая за спиной поддержку Центра, он чувствовал себя спокойнее. Про карандаши и погремушки тоже все было понятно. Первые – это элитные бойцы питерской Красной гвардии, уже участвовавшие в боях за Ригу, а вторые – это обещанный бронепоезд и, возможно, артиллерия и броневики. Такие погремушки тут не помешали бы.

Но вот что такое пирамидон – Сергей Лазо никак понять не мог. Терялись в догадках и Зиновий Метелица, и Георгий Богомягков, и Фрол Балябин, которым Лазо показал эту телеграмму. Все трое сошлись лишь на том, что головная боль – это явно Семенов, и есаула в самом ближайшем будущем ждет большой и неприятный сюрприз.

К тому же небо, до того ясное до прозрачности, к вечеру стало затягивать хмарью. Если бы Сергей Лазо был синоптиком, то он бы сказал, что, сменяя область высокого давления, из Арктики на юг движется холодный циклон, несущий с собой большие массы снега и ураганный ветер.

– Будет буран, – в один голос заявляли аргунцы, родившиеся и выросшие в этих местах. И уроженец теплой Бессарабии Сергей Лазо был склонен им верить.

В этих краях зимняя непогода могла затянуться и на день, и на два, и даже на неделю. Насчет окопавшихся на перевале читинцев Сергей Лазо не беспокоился. Еще готовясь к обороне, они соорудили снабженные чугунными печками и обложенные камнями полуземлянки и вполне могли пересидеть в них буйство стихии. А вот семеновскому сброду, не имеющему таких укрытий, придется нелегко. И, скорее всего, есаул на время непогоды оттянет своих людей к ближайшему жилью на южном склоне Нерчинского хребта – станционному поселку Харанор. Этот буран даст красногвардейцам дополнительный выигрыш во времени и позволит, хоть и ненадолго, сдержать Семенова на перевале.

К тому же из поездки к читинцам Сергей Лазо привез четверых пленных: двух монголов, горбоносого румына и китайца. Для пущего психологического эффекта допрашивали пленных при всем честном народе, чтобы аргунцы и постепенно подходящие к ним добровольцы знали, что за люди идут освобождать их от советской власти, и что они несут на забайкальскую землю. Румына Лазо допрашивал лично – как-никак сосед и почти родственник. К тому же молдавский язык был похож на румынский. А среди казаков оказалось немало тех, кто хорошо знал монгольский и китайский, ведь граница – вот она. С соседями по ту сторону государева рубежа тут когда торговали, а когда и резались не на жизнь, а на смерть.

Короче, поговорили. Пленные подтвердили сведения и о японском отряде с артиллерией, и о том, что войско Семенова состоит в основном из инородцев, а русских и особенно казаков в нем очень мало.

Когда импровизированный допрос-митинг был закончен, то пленные, по требованию казаков, по совокупности совершенных ими преступлений, были приговорены к виселице. Монголы и китаец приняли приговор спокойно. Они и у себя на родине были преступниками, которых в случае поимки ждало кое-что похуже обычной веревочной петли. Китайское правосудие – оно изощренное, может придумать такое наказание, что белому человеку и на голову не налезет.

А вот румын, тот ползал у Лазо в ногах, умоляя простить его. Но судьи, в роли которых выступили все аргунцы, были непреклонны. И вскоре все четверо уже висели на ближайшем дереве.

– Товарищи, – сказал Лазо столпившимся вокруг него казакам, когда экзекуция была закончена, – видите, никакая это не гражданская война, а самая что ни на есть неприкрытая иностранная агрессия против нашей страны и молодой советской власти. Эти люди идут на нашу землю не бороться за те свободы, которые они обещают, и не