Читать книгу - "Блудницы Вавилона - Иэн Уотсон"

Эмбрион в лоне Фессании думал свои эмбриональные мысли и слушал звуки незнакомой речи, воспринимая барабанную вибрацию кожи ее живота. Зародыш в матери: просыпающееся сознание, требующее дополнительного места в модели Вавилона. Поэтому мать лишилась части памяти? Не потому ли Америка представлялась Фессании неким размытым, безвозвратно забытым сном?

Если все эти объяснения верны, тогда понятно, что именно изменилось в городе.

Сможет ли он помочь ей, возлюбленной, носящей в себе его ребенка, вспомнить то, что она сейчас, к его ужасу, отрицает?

– А вот и я! – Гупта с трудом забрался в колесницу с последним урожаем слитков.

Какая глупость! Ценно было не то, что индиец принес в карманах. Ценно было то, что трюк с невидимостью позволял, может быть, увидеть невидимое, узреть исчезнувшее, обнаружить тайных наблюдателей.

Если же никаких невидимых наблюдателей нет, если они не прогуливаются, восхищаясь, дивясь, развлекаясь, меж призраков Вавилонии, то истинно золотой наградой будет понять логику мышления подлинного бога-творца, разума, содержащего аналоги человеческих существ, оригиналы которых все еще живут собственной жизнью в таких местах, как Орегон, Нью-Йорк и Калькутта.

– Все что можно сделано. Давайте заберем вашего отца.

Фессания тронула поводья.

– Пошли!

– Гупта? -Что?

– Мне тревожно.

– Расскажете потом. Я должен расслабиться.

И Гупта приступил к исполнению дыхательного упражнения.

В дальнейшем распределении золота Алекс участия не принимал. Возможность поговорить с Гуптой наедине представилась только через семь дней, когда индиец пришел для очередного урока с Фессанией, и всю эту неделю Алекс провел в тревожном ожидании дальнейших шагов Музи.

Загадочная экскурсия, предпринятая четверкой на следующий после похорон Гефестиона день, немало заинтриговала молодого охотника, но от расспросов он воздержался. Тем не менее Музи наблюдал за всем происходящим – зорко, как ястреб, и чутко, как заяц.

После некоторого раздумья Алекс решил не говорить Фессании о стычке с ее мужем, приняв во внимание и то, с каким недоверием отнеслась она к его предположениям относительно Вавилона. В доме он усердно избегал ее взгляда и вообще старался держаться незаметно, культивируя собственный вариант невидимости, хотя такое поведение и могло быть неверно интерпретировано.

Фессания могла, например, прийти к выводу, что слова Алекса в карете были плодом больного воображения или, что еще хуже, провокацией в расчете на определенную реакцию, которой он воспользовался затем как предлогом, чтобы отказать в моральной поддержке в тот период, когда она более всего в таковой поддержке нуждалась. Из подслушанного разговора между Фессанией и ее свекром Алекс понял, что доктор Кассандр все еще носится с идеей хирургического вмешательства и намерен в подходящее время разрезать мать, чтобы вынуть ребенка. Фессания отражала угрозу в меру сил, напоминая Гибилу при каждом удобном случае о похоронах Гефестиона и давая таким образом понять, чем он ей обязан. Финансист, которому успех придал уверенности, стоял, однако, на своем, вдохновленный перспективой обрести внука.

В свою очередь, Музи мог истолковать поведение Алекса как поведение труса, посчитавшего за лучшее не вставать на пути ревнивого мужа, либо как намеренное непослушание и отказ потворствовать прихотям Фессании в надежде сберечь таким образом собственную шею или по крайней мере собственный член.

Итак, через неделю после кражи золота Алекс катил по улице бочку с водой.

Гупта вышел из ворот.

– Друг мой, как вы? Как ваши тревоги? Улеглись? Никаких ведь последствий наше предприятие не имело, не так ли?

– Меня не это беспокоило.

– Волновались из-за Фессании? Думаю, мои упражнения помогут ей при родах.

– В том смысле, что она исчезнет и родит там, где нет врачей с их ножами? Вы случайно не повитуха? В придачу ко всему прочему?

– Осторожнее, друг мой. Кто знает, не стоит ли по ту сторону стены Ирра?

– Или Неттичин.

– Насчет Неттичина не тревожьтесь.

– Вы с Фессанией что-то планируете? – шепотом спросил Алекс. – Перенесете ее в безопасное место? Или она родит в саду, невидимо и неслышно для всех? И никто ни о чем не догадается, пока ребенок не подаст голос? Она попросила вас о помощи? Какой?

– Легче украсть кучу золота, чем сделать то, что вы предлагаете. Я не стану вам отвечать.

– Послушайте, Музи догадался. Ну, о нас с Фессанией. Только ей не говорите, ладно? У него и вы на подозрении, так что имейте в виду.

– Я уже заметил. Алекс, вы слишком много думаете. Избыточное мышление иногда порождает иллюзии.

– То есть Фес передала вам наш разговор в колеснице? Гупта вскинул бровь.

– Боюсь, если вы и сказали ей нечто важное, оно не дошло до ее сознания. У Фессании, знаете ли, и других забот хватает. Куда более неотложных и обременительных. И они давят на нее не извне, а изнутри. Так, значит, вас не беспокоит ни кража, ни приближающиеся роды?

– Нет. Выслушайте меня и не перебивайте. Вы слышали об Институте будущего в Эвристике, штат Аризона, Америка?

– А теперь помолчите. – Гупта зажмурился и пару минут простоял не дыша. Потом открыл глаза. – У меня такое чувство, что когда-то я об этом знал. До того, как мы с вами стали вавилонянами. Да, определенно знал.

– Но теперь не знаете?

– Невидимый человек взаимодействует с миром. Он не маячит силуэтом на горизонте.

– Как вас понимать?

– Понимайте так, что вы стоите на горизонте. Вы как бы видите обе долины. Первая – это то, что было до нашего рождения, вторая – наша нынешняя жизнь. То, что вы предполагаете, ужасно. Ха-ха! Конечно, я могу быть невидимым, если под этим понимать маскировку какой-то части модели. И, конечно, я мог украсть золото невидимым способом. Если так, то я невидим и сам для себя. Я не знаю, кто я такой.

– Однажды, когда мы еще жили у Камберчаняна, я смотрел в греческом театре пьесу Еврипида об Андромеде. И там у Андромеды такие слова:

Подобно той Елене, настоящей, Что Трои не видала никогда, За призраком которой корабли В тщете носились, волны рассекая. За призраком, что так любил Приам, Видением, ниспосланным богами, Чтоб разума навек лишить мужей.

Есть одна старинная легенда, – продолжал Алекс, – согласно которой настоящая Елена вовсе и не уезжала в Трою. Она уплыла куда-то еще – на какой-то другой остров или в Египет, не знаю – и там спряталась. Вместо нее в Трою отправился двойник. Фантом, как говорит Еврипид.

Гупта хлопнул себя по лбу.

– То есть мы здесь не настоящие? Мы – двойники? Двойник Алекса? Двойник Гупты? Мы возникли здесь, и наша память позаимствована у других людей?