Читать книгу - "Злая ласка звездной руки - Сергей Синякин"

8 СЕНТЯБРЯ 2006 ГОДА, 20.00–22.00

Ox, не клеилась у них беседам Дмитрием Стариковым. Слава Богу, хоть не соврал бывший пленник — действительно проживал он по указанному той памятной ночью адресу. Только вот встретил он Кунжакова неприветливо. Так мог встретить Иосиф Виссарионович Сталин своего сына Якова, доведись тому вернуться из плена.

— Что, ментяра, тебе тоже денежек срубить захотелось?

Кунжаков ничего не понимал. Какие деньги? Почему он их тоже мог захотеть срубить? Кто еще пожелал стариковских копеек? По мужику было видно, что особых капиталов он не имел.

— Дружок твой приезжал, — не глядя на Кунжакова, сказал Стариков. — Брюнетик в камуфле. Я, говорит, на дембель еду, мне бабки нужны. Гони, мол, бабки или я о тебе и твоей семье куда надо стукану. Было у меня две штуки, на мебель копили, а пришлось их этому козлу отдать. Так что звиняйте, товарищ старший лейтенант, бананив бильши нема.

«Вот дерьмо!» — брезгливо подумал о Костике Кунжаков. Поступок дембеля из Бугульмы вызвал у него гадливое чувство. За такие номера физиономию рихтуют. И ведь запомнил адрес, сучонок!

— Не волнуйся, — глухо пробормотал он. — Мне твои деньги не нужны. Я тут случайно в городе оказался, мы арестованного привезли. Ну и вспомнил про тебя. Вот решил проведать. Как у вас? Все нормально?

Выражение лица Старикова было недоверчивым и одновременно растерянным. Видно было, что Дмитрий ожидал от старшего лейтенанта совсем иного разговора, а потому не мог сразу перестроиться.

— Спасибо за заботу, — менее резким тоном сказал Стариков.

Они стояли в маленькой тесной прихожей «хрущевки», но в комнату хозяин Кунжакова не приглашал. Старший лейтенант скрипнул сапогом и нарушил неловкое молчание.

— Давай хоть на кухню пройдем, — предложил он. — Все-таки поговорить надо.

— Да об чем говорить-то? — тоскливо сказал хозяин, но посторонился, пропуская Кунжакова в кухню.

Андрей сел за стол, застенчиво пожал плечами и достал из планшетки бутылку водки.

— По дороге к тебе купил, — сказал он, отводя взгляд. Взгляд хозяина квартиры несколько потеплел.

— Это ты напрасно потратился, старший лейтенант, — дрогнувшим голосом сказал он. — Некогда мне сейчас пить.

— Что, все плохо? — поднял на него взгляд Кунжаков. Только сейчас он увидел осунувшееся, постаревшее лицо Старикова. Даже морщинки у глаз четко прорезались. В полутемном коридоре его лицо казалось Кунжакову темной маской.

— Эх, — простонал неожиданно Стариков. — Тут такое, старшой, такое получается…

— Ладно тебе, — мягко сказал Кунжаков. — Забодал ты меня своим старшим лейтенантом. Андреем меня зовут.

Стариков жалко сморгнул.

— Поначалу вроде дочка отошла, — признался он. — И Светка оттаивать стала. А потом — бац! Замолчали обе. Ты не поверишь, часами сидят на тахте, прижавшись друг к дружке. Сидят и молчат. И я для них как пустое место.

Кунжаков опустил глаза.

— Не они одни, Дима, — признался он. — Вся Михайловка замолчала. Первые дни все вроде нормально было. Обычные люди, обычные разговоры, только никто ничего не помнит. Вроде для них ничего в Михайловке и не происходило. А потом замолчали. Четвертый день это молчание длится. А ученые только руками разводят. Ты своих врачу какому-нибудь показывал?

— Да кому их покажешь? — с тоской сказал Стариков. — Это же объяснять надо, что случилось! Да любой врач и без объяснений все сразу поймет, в газетах сейчас такое пишут! А потом? Я же их никогда больше не увижу, Андрей. Да ты сам все понимаешь, на сволочь ведь ни капельки не похож!

Он совсем размяк, жесткое выражение на его лице сменилось тоскливым. Стариков достал из кухонного шкафчика стаканы и подсел к столу.

Выпили не закусывая.

— Такие дела, — сказал Стариков. — Я за свой счет отпуск взял, теперь на работу надо выходить, прямо даже не знаю, как они без меня будут.

— Слушай, Димка, — сказал Кунжаков. — Ты мне все-таки скажи, это пришельцы были? Ты ведь единственный, кто своими глазами видел происходящее — стадион этот, паутину красную… На что это было похоже?

Стариков долго молчал, разглядывая пустой стакан. Кунжаков уже потерял надежду на ответ, когда Стариков неожиданно сказал:

— Знаешь, я в детстве приемнички собирал разные. Так я тебе скажу, больше всего это было похоже на схему какую-то. Я потом долго думал, вспоминал ту ночь. На схему это было похоже, люди не просто так сидели, группками были рассажены. И красные нити эти их соединяли — сначала друг с другом, а потом уже с остальными. А насчет пришельцев… Откуда мне знать? Тот диск у вокзала, он на летающую тарелочку совсем не похож. Скорее пятно света.

Они посидели еще немного, и Кунжаков снова выпил, а хозяин не стал. Он сидел напряженный и явно прислушивался к происходящему в комнате, хотя оттуда, Кунжаков мог в этом поклясться, не доносилось ни звука.

— Ладно, — сказал хозяин. — Ты мне скажи, что дальше делать? Идти сдаваться?

— Не знаю, — признался милиционер. — Тут я тебе, дружище, не советник. Если можешь, врача какого-нибудь найди, чтобы надежный был и языком лишнего не трепал.

Он встал, одергивая китель своей полевой формы. Глазами поискал фуражку, обеими руками натянул ее на голову.

— Будь, — сказал он. — Перемелется — мука будет! Может, все еще наладится.

Сказав это, он сразу же вспомнил причины, которые его самого погнали из полевого лагеря у Михайловки в областной центр, и покраснел. Однако Стариков, погруженный в свои печальные размышления, не обратил на смущение старшего лейтенанта особого внимания.

Встав, он крепко пожал руку Кунжакова.

— Спасибо тебе, — сказал он. — Я, когда тебя увидел, хотел сначала тебя с лестницы спустить. После того гада я два дня никого видеть не хотел, казалось, что весь мир дерьмом по самые уши замазан.

Он проводил старшего лейтенанта до двери и не закрывал ее, пока Кунжаков спускался по тускло освещенной лестнице. В подъезде пахло кошками и жареной картошкой. Добравшись до первого этажа, Андрей услышал, как наверху щелкнул замок двери.

Было уже темно, и небеса усеивали звезды. Здесь, в загазованном воздухе, они казались тусклыми и невзрачными, но все же у шагающего по улице Кунжакова в душе жило странное ощущение, что кто-то невидимый наблюдает с небес за всем человечеством и протягивает к нему руку — то ли для того, чтобы погладить его, то ли для того, чтобы схватить однажды за горло.