Читать книгу - "Лунная соната для бластера - Владимир Серебряков"

Переход занял заметно больше времени, чем обычно — меня успел пробить холодный пот при мысли, что и внутренняя интелтроника транспортера подчинена противнику. Но, наконец, упругая пена вытолкнула меня в проход. Я сморгнул — глаза еще жгло от дыма — и огляделся.

Мы находились в групарском реге. Это я понял сразу — именно потому, что видел подобный интерьер впервые. Стены украшала аляповатая биопись — угловатые стилизованные фигуры, яркие краски — алый, желтый, оранжевый, черный. По-моему, это называется «оригинальный индейский стиль», но в общих регах подобный цветовой набор запрещен санитарными врачами — считается, что он стимулирует агрессию.

— Налево, — буркнул кто-то мне в ухо.

Теперь я узнал голос Маркоса. Значит, мы в реге Джотто?

— Святоша, это ты? — переспросил я, переходя на тихую речь.

— Нет, дева Мария! — рявкнул хакер. — Да шевелитесь вы! Прорыв!..

Теперь уже я потянул за руку Сольвейг, а та — Алису Релер. Эрик замыкал шествие.

Из-за поворота вынырнула кучка групарей в странных пародиях на боекостюм — зеркально блестящие кирасы прикрывали грудь, переходя в броневые воротники и глухие шлемы, остальное тело затянуто в серую углеткань. Меня так и подмывало назвать отряд — могом, уж больно слаженно действовали джоттовцы. Один кроме обычного ранца тащил на горбу мощный сетевой хаб с наращенным на него мейнфреймом. Видимо, прорыв, о котором говорил Маркос, случился не только в реальности.

Единственный нормально — в скромные ультрамариновые шорты — одетый человек на фоне этой компании смотрелся неуместно. Зато с ним я был знаком.

— Сеньор Эстебан, — промолвил я, протягивая руку.

Групарь ответил на мое рукопожатие без колебаний.

— Добро пожаловать в партизанский штаб, — невесело пошутил он, пропуская нас вперед.

В оставленном нами коридоре послышались выстрелы, что-то зашипело тонко и визгливо.

— Позвольте принести свои извинения, — продолжил Эстебан. — В Ле Солейль я не до конца поверил вашим словам. Теперь вижу, насколько я ошибся.

Мы добрели до ближайшего полукупола — скорей просторного сводчатого зала, наполовину засаженного широколистным кустарником — и, как были, повалились на траву. Эстебан коротко обрисовал мне ситуацию.

Та менялась ежеминутно, и все не к лучшему. Официально заручившиеся поддержкой Службы карелы, и примкнувший к ним дом Камиля теснили соперников на всех фронтах. Синий Дракон и Треугольник, прежде соблюдавшие нейтралитет, перешли на сторону обороняющихся — первые самостоятельно, вторые же только после прямой атаки на их гейт в глобальную опсистему — но не спасало и это. По оценкам прогностических программ у карелов уйдет не более четырех суток на то, чтобы расправиться с последними остатками противостоящих Домов. Самый пессимистический прогноз оставлял Джотто два дня жизни.

— Отчасти поэтому мы вас вытащили, — с некоторым смущением пояснил Эстебан — все же и у групарей есть совесть. — Нам пригодится любая помощь. Возможно, вы сумеете переломить ход борьбы в вирте… У вас нет собственных мощностей? — поинтересовался он с надеждой.

Я постучал ногтем по инфору.

— Это все, — пояснил я без нужды. — И домашний терминал… но до него не добраться. Хотя… — Я замялся — высказывать ли шальную мысль? — Есть у меня на примете кое-кто…

Эстебан вопросительно глянул на меня.

— Дуэйнсиане, — ответил я.

Последователи Новой Семантики мстительны. Если мне удастся убедить Единение, что в их неурядицах виноваты колониальщики, дуэйнсиане с охотой предоставят мне свои мощности.

Мои слова вызвали у групаря приступ энтузиазма столь мощный, что мне пришлось его немного охладить.

— Да, — бормотал он, — с такими сетями мы сможем надежно перекрыть гейт выхода… даже навязать карелам бой…

— Нет, — решительно проговорил я. — Мы поступим иначе.

— Миша, — поинтересовалась Сольвейг, — ты что задумал?

— Рыбу надо бить с головы, — ответил я старой поговоркой. — Я найду Меррилла.

— Роберта Меррилла? — переспросила моя сожительница. — Того колониальщика? А при чем тут он?

Вместо ответа я сбросил ей, а заодно — и всем остальным — на инфоры запись последнего полученного мною сообщения.

— Он руководит лунным филиалом Службы, — пояснил я словами. — Все это его рук дело. Если убрать со сцены голубцов, Карел долго не продержится.

Эрик приподнялся на локте. Только теперь я заметил у него на плече здоровенный ожог, облепленный по периметру бледно-зелеными анестетическими мушками.

— Я с тобой, — пробормотал он.

— Я тоже, — решительно заявила Элис.

— А ты… — Я возмущенно повернулся к Сольвейг. — Как вы вообще столкнулись?

Ко мне на инфор потекли кадры. Пока я вздорил с Кирой Деннен (так утверждали метки времени), Элис попытались схватить двое карелов. Девушка попыталась позвонить мне — безрезультатно, потом попросила сьюда связать ее с Сольвейг. Я подивился самообладанию Алисы — убегая от разъяренных громил, вспомнить имя подруги, о которой я и упомянул-то раз-другой, обратиться именно к ней… Сольвейг перебросилась навстречу девушке, а с ней и Эрик, но тут на них налетела толпа громил, и пришлось уносить ноги. Дальнейшее я видел.

Я хотел было заспорить, как-то убедить Элис остаться в групарском реге, но меня остановило два соображения. Первое — что убежище это изрядно непрочное. Если мы потерпим неудачу, Элис переживет меня от силы на три дня. А второе — что у нее в блоках памяти могли заваляться какие-нибудь наработки Ноя Релера.

— Н-ну ладно, — уступил я. — А ты? — Я повернулся к Сольвейг. Та молча кивнула.

— Хорошо, — решительно заявил Эстебан, вставая. — Тогда не будем терять времени.

Однако начать сразу мы не смогли. С полчаса ушло на то, чтобы собрать в реге Джотто всех, с кем я сумел установить связь и кого уговорил помочь. Знакомых лиц было много; пожалуй, никогда еще в истории Луны не сходилось в одном месте столько лучших интелтронщиков, каких бы убеждений они ни придерживались. Собираться пришлось физически — сьюд-сеть общих куполов окончательно сдалась на милость победителя, только псевдоинтеллекты отдельных служб сохраняли еще подобие независимости. Первоочередной моей задачей было отгородиться от внешнего мира.

В обычных условиях это был бы подвиг, достойный Геракла. Понятие «личной жизни» исчезло почти одновременно с «правами человека». В мире, где любой хакер способен подсоединиться к говномеру твоего унитаза и распубликовать характеристики твоих экскрементов, нельзя быть уверенным, что за тобой не подглядывают. Поначалу консерваторы пытались бороться, но победило извечное стремление к комфорту. Стыдливость отмерла, не выдержав конкуренции с интеллектуальными стульями, программами-домовыми и инфосетью. С этим постепенно смирились, а чуть позже схлынула и мода на бытовой вуайеризм. Однако возможность влезть в любой дом никуда не делась — ее попросту блокировал принцип усреднения. Следить можно за человеком, за десятком или тысячей человек, но нельзя ежеминутно наблюдать за каждым. Выловить золотую рыбку из моря информационного шума — задача архисложная, и решать ее никто по доброй воле не станет.