Читать книгу - "Целитель. Двойная игра - Валерий Большаков"

Пенсионерская личность-окаменелость мягчела под буйным напором тайных соков, что бурлили в несовершеннолетнем теле. Пережитые опасности добавляли опыта, а причинённые смерти делали жёстче взгляд, твёрже – линию губ. Как будто взрослел заново, по второму разу.

Вот и в это ясное сентябрьское утро я шагал в школу, не боясь. Держал за руку Настю и думал исключительно о приятном. О девушках, например. Как говаривал «радиооптикь» Шарль Моллар: «Я очень люблю девушки».

– Так… Ты на меня не очень сердишься? – покосилась сестрёнка. – Мне просто хотелось братиком похвастаться, вот я и рассказала всё Ритке…

– Не очень, – улыбнулся я, оглядывая это длинноногое создание. Белые гольфики, белый фартучек, белые бантики. Настя перешла в восьмой, а я – в десятый. Позади год, даже чуть больше. Ровно столько я пробыл, прожил в милых моему сердцу семидесятых, и это житьё-бытьё мне безумно нравилось.

Сестричка вдруг прижалась ко мне, обняла, хлопая портфелем ниже спины, и даже всхлипнула.

– Ты чего, Настенька?

– Это я от радости! – Девушка шмыгнула носиком. – Раньше я никогда не была такой счастливой, а теперь всего так много и сразу! Так, я проснулась сегодня, лежу и улыбаюсь как дурочка… За окном луна яркая, будто прожектор, а я думаю, за шо мне столько счастья?

Я погладил её по волосам, осторожно, боясь испортить причёску. Было приятно до того, что даже глаза защипало. Услыхать едва ли не признание в любви от сестры сорок лет тому вперёд было абсолютно нереально. Но я уже не верю, что Настенька вырастет такой же равнодушной и несчастной стервой, как в прошлой жизни. И ведь никаких сил и средств на это не потребовалось, надо было просто любить вот эту девчонку, прехорошенькую и своевольную, порывистую и наивную. И маму с папой любить! И Родину! До чего же всё просто…

– Видишь, как нам повезло? – вымолвил я.

– Ага! – рассмеялась сестрёнка. – Так! Побежали скорее, а то опоздаем!

⁂

Мы успели минута в минуту – я ворвался в десятый «А», когда грянул звонок, пронзительной трелью, как сердитым окриком, загоняя в класс. Все в сборе.

– Миха, привет! – оскалился Дэн.

– А гиперболоид где? – по традиции заорал Изя.

– Сдал в металлолом, – ответствовал я, также согласуясь с обычаем.

Дюха, странно глянув на меня, выскочил за дверь.

– Ты куда? – всполошилась Зиночка, а в ответ – удаляющийся топот.

– Привет, привет! – помахала мне Маша.

Светланка молча улыбнулась, а Инка с Ритой, о чём-то оживлённо судачившие, обернулись ко мне с одинаково сладкими улыбочками.

– Приветики! – подвигала пальчиками Сулима.

– Приветики! – Я плюхнулся на своё место с ощущением подвоха. Инна лишь на секундочку прислонилась ко мне и незаметно погладила мою руку. Люди же кругом…

Незаметно в класс просочилась чёрненькая, сухонькая, маленькая Кукуруза Бармалеевна, она же Феруза Валеевна, учительница физики.

Одноклассники мои загремели стульями, вставая и убавляя громкость разговоров до шёпота. Бармалеевна – женщина весьма толковая. Её отличала невнимательность и склонность «подвисать» – Феруза могла глубоко и надолго предаться размышлениям прямо посреди урока. И старшие классы этим пользовались – надо было просто тихонечко сидеть, не мешая учительнице думать…

– Садитесь! – рассеянно улыбнулась Кукуруза Бармалеевна. – Поздравляю вас – и нас! – с новым учебным годом!

– Спасибо! – разошлось по классу.

Тут распахнулась дверь, и на пороге показался сияющий Жук. В руках он держал пачку газет.

– Нарисовался, фиг сотрёшь, – выразился Почтарь, изображая вопросительный знак.

– Опаздываем? – ласково спросила физичка.

– Да вы что? Я… это… отлучался. Вот! – Дюха победным маршем прошествовал к учительскому столу и выложил свежие номера «Комсомольской правды». – Ку… Феруза Валеевна, тут про нашего Мишку!

Класс загудел, как гигантский улей. Инна запищала и стала меня мутузить, а Рита перегнулась, к великой радости «камчатки», и растрепала мои волосы.

– Там про сверхпроводимость! – авторитетно сообщил Дюха. – Про высокую!

– Высокотемпературную, – поправил я рефлекторно.

– А, ну да!

Учительница нащупала стул и медленно уселась, вчитываясь в текст на четвёртой полосе, а Дюха с видом именинника разнёс газеты, последнюю вручив мне.

– Дай посмотреть! – Рита вскочила и положила мне руки на плечи, заглядывая со спины, Инна нависла слева.

Статья называлась коротко и ёмко: «Открытие», а неведомый фотограф запечатлел меня в лаборатории физтеха. Это случилось где-то дня через три после супоневской эскапады. На снимке я стоял в белом халате, держа в руках тонкую сверхпроводящую ленту из висмутовых керамических жил, запрессованных в серебряную матрицу. Лицо задумчивое такое, одухотворённое даже…

– Ой какой хорошенький! – запищала Альбина.

– Тоже мне, нашла красавца! – мигом отозвался Изя. – Ты на меня лучше посмотри!

– Ой, Изя, скажешь тоже…

– Аля права! – шепнула на ухо Рита, наваливаясь мне на плечо.

– Да я тут лучше, чем в жизни, – проворчал я, нетерпеливо цепляя глазами текст.

– При температуре жидкого азота? – воскликнула физичка.

– Выше, Феруза Валеевна.

– С ума сойти… – Бармалеевна выдохнула, хватая взглядом строчки.

– А тут вот Мишкина микроЭВМ! – гордо сказала Зиночка.

– Где?

– А вот, на врезке! – Тимоша вчиталась: – Курский завод «Счётмаш» выпускает!

– Он у нас как Леонардо да Винчи! – резюмировал Жека.

– Леонардо недовинченный! – хихикнул Сосницкий, и тут Дэнчик меня удивил – эта трусоватая личность, гораздая лишь на вялый словесный отпор, дала Сосне подзатыльник.

– Ты чё? – вылупился Юрка, чуть не клюнув носом столешницу.

– А ничё! – агрессивно ответил Данька.

– Тихо! – Физичка застучала указкой по столу. – Миша, мы тебя слушаем. И чтоб в подробностях!

– Можно с места? – вздохнул я.

– Да, конечно!

Первый урок в четверти я сорвал…

Суббота, 13 сентября 1975 года, день

Первомайск, парк им. Петровского

Сдержанно рокочущий теплоходик «ПТ‐4», который все звали катером, подвалил к парковой пристани, пихаясь в навешанные шины. Я быстренько сошёл на берег, ныряя в тень развесистых деревьев. Будто и впрямь окунулся в прохладную воду. Плакучие ивы изгибались вдоль воды, распуская плети ветвей, а дальше небо закрывали кряжистые осокори, наполняя воздух терпким запахом нагретой листвы.

Аллеи парка поражали пустынностью. Сиеста. Приступ лета.