Читать книгу - "Логика прыжка через смерть - Сергей Герасимов"

Маленький Итя ничего не сказал. Главная особенность его речи заключалась в том, что он никогда ничего не говорил, с мужчинами, но с женщинами становился не вмеру разговорчивым – как будто молчнием накапливал слова впрок, для более приятных дел.

Большой Итя чесал указательным пальцем горло – изнутри.

Шишка просто скучал.

Паша достал бинокль и стал вглядываться вдаль. Даль смутно белела сквозь голые стволы деревьев. Половина четвертого, но еще совсем светло.

– Она входит в дом.

– Значит, по делу идет.

– Какие у нее тут дела?

– Что-то надо.

– Как же будем брать?

– Будем брать не сейчас. Сейчас готовимся.

– А, смотри, какой забор. Вдруг они нас ждут? Это ж почти как крепость.

– Готовимся к штурму укрепленной позиции.

И они принялись готовиться к штурму укрепленной позиции. Начало штурма решили отложить до четырех часов дня.

На опушке лежали четверо людей с автоматами; лежали в тени, в ложбинке, лежали и шептались. Вот двое привстали и двинулись вперед, пригнувшись, быстрыми мелкими шагами. А вот еще двое за ними пошли.

Было без пяти четыре.

– Мне уже ничем не поможешь, – сказала Оксана, – если хочешь уходить, то уходи сам. Все равно мне уже, совсем все равно. Уйди, я здесь умереть хочу.

Она представила плачущего мужчину у постели с мертвой прекрасной принцессой и порадовалась его слезам. Принцесса лежала на белой несмятой простыне и лицо ее было покрыто фатой. Почему фатой? – спросите вы. Потому что все женщины думают об одном и том же.

С утра и до самого полудня у нее немилосердно болела голова; Оксана чувствовала, что ее руки и ноги больше похожи на вареные сардельки, чем на нормальные руки и ноги.

– Тебе совсем плохо? – спросил Коре.

– Да. Кажется, я надышалась этого отравленного воздуха.

– Точно. Но проблема в том, что здешние люди как-то приспособились к этому воздуху, а ты не можешь. Может быть, они пьют лекарства?

– Я все равно хочу остаться здесь, – сказала она, – здесь, пусть даже в мертвой пустыне.

Оксана представила мертвую пустыню – что-то вроде пустыни Сахары, но не в желтых, а в черных тонах, и вместо верблюдов бредут вереницей белые привидения, бредут, держась за руки, первое почему-то с веревкой на шее, а конец веревки оборван и расплетается, – представила и приготовилась расплакаться. В первом привидении она узнала себя и себя стало ужасно жаль. Над пустыней летела, скользя, громадная черная птица и ее тень быстро изламывалась на пепельных полукруглых барханах.

– Значит такая у меня судьба – умирать молодой, – сказала Оксана, – я всегда замечала, что Бог меня не любит. Ты меня поцелуешь на прощание?

Она представила собственный гроб, оббитый синей материей и цветы на его крышке, море цветов, но все почему-то темно-красные пионы. Пионы Оксана не любила. И доброжелательный голос слева от гроба, в головах: «Он все же успел поцеловать ее на прощание.»

Бахнул выстрел и штукатурка обвалилась с потолка. Начинался штурм. Запахло настоящей войной. Хотя Оксана видела войну только по телевизору и в кино, она точно знала, что война пахнет и выглядит именно так: счастливое небо, счастливое солнце в небе, счастливое лето, когда только отдыхать и загорать под счастливым солнцем – и пуля, пролетев у твоего виска, тупо долбит штукатурку, а штукатурка пахнет войной.