Читать книгу - "Плерома - Михаил Попов"

Тот яростно не согласился:

— Наоборот. Я тебя для контраста тащу. Знаешь, как среди девчонок бывает: красивая выбирает себе уродливую подружку, чтобы на ее фоне красоваться.

— Ты считаешь себя красавцем?

— Не так. Мой расчет на то, что Люба в любом случае при твоем появлении станет искать плеча другого мужчины. И тут как раз я, понятно? Разыграем сильную сцену. Тебе прощение, мне остальное.

— А если она в меня влюбится?

Жора нагло улыбнулся.

— Если ты ее до сих пор не обработал, то, братишка, теперь ты без мазы.

Вадим устало кивнул, мол, так мне и надо.

— Ладно, идем.

И в этот момент потолок качнулся, пропело и хрустнуло стекло в раме. Так бывает, когда на крышу опустился не слишком хорошо управляемый геликоптер.

— Гости, — сказал хозяин с надеждой.

— Да, — с неудовольствием подтвердил гость.

В комнату заглянула испуганная мамаша, Вадим сделал ей знак, что все в порядке, все так и надо, хотя не представлял себе, с чем ему предстоит сейчас столкнуться.

В комнату вошел Валерик. Снисходительно улыбаясь. Огляделся и сел на стул у двери. Позе своей он придал независимый вид. И тут же появился второй, невысокий мужчина в черном костюме и черной водолазке, квадратная голова, на носу очки без оправы.

Вадим и Жора переглянулись.

— Меня зовут Петр Сурин, пристав СПП, Службы Поддержания Порядка. Сопровождаю известного вам Валерия Тихоненко по поводу исполнения стандартной процедуры, — пристав повернулся к Валерику: — Надеюсь, вы сами все объясните, так будет лучше. А я пока пойду попрошу у хозяйки чайку.

Валерик иронически посмотрел ему вслед.

— Видишь, Валя, на доверии работают.

— Что это все значит?

— Это значит, что я преступник. Чего ты так удивляешься, тебе же сообщили уже про мой арест. В общем, все довольно просто. Я преступно выдавал себя за большого чиновника. Часы были не мои.

— Ты их украл?

Валерик шумно вздохнул и печально улыбнулся.

— Нет, это взятка, юноша. Я работал в охране одной из так называемых «олимпийских» зон. Там содержат «олимпийцев», от древнегреческого Олимпа, понимаешь? Выдающихся людей, полубогов. Очень долго работал. Очень. С одной стороны, отлично изучил систему охраны, отыскал в ней одну лазейку. С другой стороны, надорвался я на этой работе. Опротивела она мне, обрыдла, проникся я сильнейшей ненавистью к ней. По сути, я ведь просто был тюремщиком, и даже не высшего разряда. Заслуженный, опытный надзиратель. Без карьерных перспектив.

— А зачем ты пошел на эту работу?

— Ну как тебе сказать. Хотел быть поближе к великим, я ведь с детства был такой — хотел проскользнуть в высшие сферы. Всю жизнь пытался. Со временем выяснилось, что «олимпийская» охрана — это единственный для меня шанс. Я им воспользовался… — Валерик вздохнул.

— И что же?

— А то, что со временем выяснилось, что все это туфта. У охранника нет никакой возможности сблизиться со звездой. Это только в старом фильме телохранитель мог попасть в постель кинозвезды. На самом деле — полнейшая чушь. Даже у того, кто гниет в диком лагере вокруг «олимпийской зоны», шансов больше.

— Понятно.

— Так вот, когда я это понял окончательно, я затосковал, и стала у меня непрерывно крутиться в голове мысль про эту, никому кроме меня не известную, дырку в нефизической стене, что отделяла моих подопечных от тех, кто мечтал с ними поквитаться. Я бы мог еще сколько угодно времени бродить, позвякивая связкой нематериальных ключей по тамошним коридорам, образно говоря, но стало невыносимо. Я сам вышел на группу «мстителей» в диком лагере, и сказал им, что могу дать им все математические отмычки, необходимые для взламывания системы. Взамен потребовал благородный хронометр на ходу.

— Ты же знал, что тебе за это будет!

— Иногда доходишь до состояния, когда об этом не думаешь. Неделя свободы, а там — что будет. Я был как кассир, который сбегает с мешком чужих денег. Мой план сработал. В назначенный час свирепая толпа ворвалась на территорию философского заповедника. Кого-то, как Николая Федорова растерзали, кому-то, как Рерихам, просто набили морду. Бунт был, хоть и не чисто русский, но страшноватый. Этих изуверов тоже надо понять, нет ничего больнее обманутой веры. Простить без сатисфакции, очистить атмосферу планеты от своей толики зла, они были не в состоянии. Разумеется, я понимаю, это не метод. Нельзя же каждому, кто мечтал о Брижжит Бардо в прежней жизни, разрешить с ней здесь совокупиться, и нельзя всякому, кто слишком уверовал в какого-нибудь гуру, дать фунт его мяса. При этом, в свое оправдание, хочу сказать, что я этих людей обрек ведь не на смерть, а всего лишь на страх смерти. Не одно и то же. Правда?

Валерику никто не ответил. Он шмыгнул носом, как двоечник, и продолжил:

— Я воспользовался тем, что собранные останки должны по закону пройти довольно длительную процедуру идентификации перед началом стандартных воскресительных действий, сделал вид, что я пострадал вместе с философами, и смылся. Покато, се, следствие, прозвеню веселым будильником по миру. Помчался на родину, извини, это детская слабость, конечно, но мечталось покрасоваться. Ну и, в общем, удалось ведь. Бажина я даже, кажется, испугал. Он там, судя по всему, по-прежнему усиленно копает в поисках средства для надежного самоубийства, и мой визит воспринял с ужасом. К нам едет ревизор! А я, — Валерик вдруг сухо, как мог бы это сделать скелет, засмеялся, — а я оказался Хлестаковым!!!

В комнату тут же вошел Сурин, он держал в одной руке чашку с чаем, второй держал ложку и размешивал ею чай. Взгляд у него был строгий.

Валерик уже овладел собой.

— Так что вот извини меня, собственно, за этим я к тебе и доставлен.

— За что тебя извинить?

— Как это за что? Я тебе скорей мешал, чем помогал, не со зла, а так, чтобы кудрявее жить в этот момент. Не думаю, что так уж перебежал тебе дорогу с Любашкой, но если считаешь, что перебежал, прости. Хотелось напоследок порисоваться хоть перед какой-нибудь женщиной.

— А где она? — спросил вдруг Жора.

Валерик развел длинными, сухими руками.

— Как уехал я к своим насаждать напоследок мир да любовь, так и не видел ее вообще.

— А может она быть у своего отца, Матвея Ивановича? — опять выскочил с вопросом десантник.

Худой старик задумался.

— Трудно сказать. Скорее, нет, чем… Вы знаете, кого пощупайте.

— Кого?

— Ее куратора из Лазарета. Бывает в непростых случаях, они привлекают человека, который рисует, так сказать, психологический портрет воскрешаемого. Иногда без этого нельзя, душа может, так сказать, плохо присоединиться к телу. Так вот этот человек…