Читать книгу - "Девочка и мертвецы - Владимир Данихнов"

В Лермонтовке ощущались панические настроения. Улицы были забиты отчаянно сигналящими машинами и людьми с котомками да продуктовыми тележками. Рыбнев не сразу сообразил, в чем дело. Встретил юркого разносчика бесплатных газет, забрал у него «Новостной листок». Реклама крупных фирм и предприятий в этой дешевой газетенке отошла на второй план, а на первую страницу выдвинулась мещанская рубрика «Куплю-продам»: покупали и продавали в основном дорогущие билеты на автобусы и геликоптеры из Лермонтовки.

«Пушкинская некромасса после двух лет затишья пришла в движение и двигается на город», — прочел Рыбнев название статьи.

К Рыбневу подбежал молодой парень с залитым кровью лицом, и у Рыбнева приключилось дежавю: видел уже такое. Видел! Парень попросил сигарету, Рыбнев развел руками: кончились, мол.

— Вот и хорошо, — сказал парень. — Давно хотел завязать с курением.

— У вас кровь на лице, — заметил Рыбнев.

— Это ничего, — ответил парень. — А мы с вами раньше не встречались?

Рыбнев пожал плечами:

— Может, в Пушкино?

— Никогда не был в Пушкино, — сказал парень.

— Жаль.

— Чуете, чем пахнет?

— Лето скоро? — вопросом на вопрос ответил Рыбнев.

— Дерьмом пахнет, — сказал парень. — Вы на лошадиную лепешку наступили.

Он убежал, а Рыбнев, шепотом ругаясь, стал обтирать грязную подошву об бордюр. Мимо проходил высокий седой мужчина в плаще и широкополой шляпе, с ведром за спиной. Он вел под уздцы старую подслеповатую лошадь. Седой остановился подле Рыбнева, принялся внимательно его разглядывать.

— Вам чего, уважаемый? — спросил Рыбнев.

Седой махнул рукой, показывая на спешащих прочь из города людей:

— Видите их?

— Вижу, — сказал Рыбнев.

— Они спешат на север и восток, а вы идете на юг, навстречу некромассе.

— Никуда я пока не иду, — заявил Рыбнев. — Я с подошвы дерьмо счищаю.

— Думаю, нам с вами по пути, — сказал седой и протянул Рыбневу руку. — Позвольте представиться: Сергей Судорожный, бывший разнорабочий, а ныне — странник без роду и без племени. Практически русский сказочный персонаж. — Он улыбнулся.

— Вы идете в сторону Пушкино? — уточнил Рыбнев, пожимая руку сказочному персонажу. — Не боитесь некромассы?

— Не боюсь, — смело ответил Судорожный и ласково похлопал лошадку по шершавой шее. — У нас с Огневкой есть важное дело, и оно не терпит отлагательств; неважно, встретится нам некромасса или нет. Вернее, очень даже важно, но…

— Мне тоже надо в сторону Пушкино, — прервал Рыбнев сбивчивую речь Судорожного. — Но боюсь, я покину вас раньше, чем вы думаете: мне надо добраться до фермы, которая находится неподалеку от Лермонтовки.

— Что ж, — философски заметил Судорожный, — и пары часов в компании будет достаточно. Всяко веселее.

Они пошли вместе. Сначала идти приходилось против людского потока, на них часто натыкались, едва не сбивали с ног, ругались, но ближе к окраине города поток иссяк. У самого выезда их остановил патруль в синей милицейской форме; было видно, что ребята нервничают.

— Куда следуем?

Судорожный приподнял шляпу над головой:

— На ферму, что к югу. Надо захватить кое-какие вещички, прежде чем двинуть в бега на север.

— Некромасса, говорят, уже очень близко, — сказал сержант. — Вот вам мой совет: забейте на вещички и дуйте из города.

— Рад бы, но не могу: очень важные вещи остались, — заявил Судорожный. — Среди них подарок покойной матушки: фотокарточка, где я маленький у мамы на ручках, а позади нас — молодые березки.

Рядовой повертел пальцем у виска.

Сержант вздохнул и сказал:

— Что ж, не смеем вас больше задерживать.

Патруль удалился.

— Какие вежливые ребята, — небрежно заметил Рыбнев.

— С людьми по-хорошему надо, они так же и ответят, — заявил Судорожный, хлопая клячу по тощему боку.

Они вышли на пустое шоссе.

— Ваша лошадка едва дышит, — заметил Рыбнев. — Она вам ход не замедлит?

— Это неважно, — сказал Судорожный. — Свою Огневочку я ни за что не оставлю. Как видите, я путешествую без провизии, а путь предстоит неблизкий. Огневочка обеспечит меня пропитанием. Из нее отличный хаш получается.

— Хаш? — переспросил Рыбнев. — Я много слышал о лошадином хаше, пробовал даже как-то, но ни разу не видел, как его готовят. Правда, что лошадь не чувствует боли?

— Совершенно не чувствует, — сказал Судорожный. — А готовить несложно, только долго: берем ведро, — он болтнул ведро, которое висело за спиной, — ставим на огонь, наливаем в ведро воды и ждем, когда закипит. Потом опускаем морду лошадки в ведро, и на слабом огне варим часа два. Можно и больше, но у меня обычно терпения не хватает. Готовый бульончик надо подержать пару часов на свежем воздухе, пока не загустеет; и вот что я вам скажу, дорогой вы мой человек: такая вкусная штука получается! А из моей Огневочки так вообще чудо! — Судорожный похлопал лошадку по шее, та довольно заржала: — Хашик — сытный продукт: на одном ведре можно дней пять прожить, а то и неделю.

— Полезная штука, — похвалил Рыбнев.

— Для странствующего путешственника вроде меня — незаменимая, — заявил Судорожный. — Кстати, хаш у меня кончился: видимо, придется на вашей ферме задержаться, сварить новую порцию. Не возражаете?

— Я-то возражать не буду, — сказал Рыбнев. — Вот только хозяева там больно негостеприимные: вы лучше дальше пройдите, на свежем воздухе сготовьте.

— Что ж, мне не привыкать, — вздохнул Судорожный и спросил: — А какое у вас дело на той ферме?

— Прошу прощения, рассказать не могу: дело очень личное.

Вздохнули, помолчали.

«А ведь этот Ионыч, заслышав о движении некромассы, мог сбежать, — с тоской подумал Рыбнев. — Неужели зря иду?»

— Какое человечество все-таки дурное, — сказал Судорожный. — И я в том числе: хочу человечеству помочь, да не знаю как.

— Какие-то у вас запросы глобальные, — заметил Рыбнев. — Проще надо быть.

— Я ведь на юг иду, чтоб встретиться с некромассой лицом к лицу, — заявил Судорожный. — Не могу по-другому: хочу глянуть, что из наших мертвых получилось, какая-такая масса. Может так статься, что для людей будет лучше с ней слиться.

Он искоса посмотрел на молча шагающего Рыбнева.

— Не одобряете, уважаемый?

— Отчего же? — Рыбнев пожал плечами. — Мне по большей части всё равно: жизнь моя разрушена и чтоб придать ей хоть какой-нибудь смысл, я собираюсь отыскать одного человека и серьезно потолковать с ним кое о чем; цель, конечно, не такая глобальная, как у вас, гражданин Судорожный, но уж какая есть.