Читать книгу - "К-55. Обманувшие смерть - Лев Пучков"

– Ни разу не видел? – Консьерж широким жестом указал на горшки. – Нюхай на здоровье. Когда цветёт, с него не прёт, так что не бойся, не утащит…

* * *

Общаться с консьержем Вадим не стал, хотя, судя по цветочному месседжу, тот был настроен вполне благожелательно.

Не хотелось лишний раз показывать свою неосведомлённость перед посторонним. Правильнее будет помолчать и заодно продумать примерный план беседы с Герцем. Разумеется, все каверзные вопросы предугадать невозможно, но составить генеральную линию глухой защиты «техника из очень закрытой мастерской» можно и нужно.

Вадим принялся продумывать ключевые пункты стратегии и между делом рассеянно осмотрелся, оценивая обстановку.

Картины советские, в формате «Шишкин лес», понятное дело, репродукции, но нормального качества и хорошо сохранившиеся. Им, должно быть, лет 80–90, а то и побольше. Каждая картина оторочена ультрамариновыми атласными занавесочками и подсвечена слабым неоновым фонариком, что вызывало ассоциации с видом из окна охотничьей избушки на опушке леса. В смысле того леса, Погибшего Мира…

Ковёр тоже смотрелся свежо и добротно, такое впечатление, что за ним бережно ухаживали.

Лес в горшках, розовые цветочки, занавесочки…

Герц любит аккуратность, уют и комфорт.

Как это вяжется с обликом крутого и своенравного вождя банды конченых отморозков?

Нет, понятно, что через пару поколений они тут все поменялись, но если брать за основу исходник, то всё та же банда, как ни крути.

А любовь к комфорту вполне сочетается с обликом тирана. Если верить истории, многие известные деспоты любили уют и комфорт, разводили рыбок и разных крокодильчиков и вполне могли пустить на «вискас» для любимого котёнка какую-нибудь лишнюю центурию ненужных людишек.

Коридоры были неравнозначными.

В том, по которому ушли Гвоздь и Корсар, дверей не было, только одна большая двустворчатая в самом конце. Вадим для себя окрестил его «правительственным».

В другом было несколько дверей по обеим сторонам, а в конце, наоборот, не было ничего.

И в обоих коридорах лежали длинные ковровые дорожки в тон основному ковру в прихожей.

Гвоздь и Корсар задерживались.

Вадим успел как следует осмотреться, выстроить линию защиты, поупражняться в психэтюдах «корреляция характера с интерьером и антуражем», заскучать… а спутников всё не было.

– Что-то долго, – не выдержал Вадим. – Может, он их там уже расстрелял, а мы и не знаем.

– И не узнаем. – Консьерж с серьёзным видом кивнул в сторону коридора, по которому ушли Гвоздь и Корсар. – Там приёмная, потом кабинет. Две герметичные бронедвери. Глухая звукоизоляция. Если в кабинете будут стрелять, мы тут ничего не услышим.

Такая трогательная откровенность повергла Вадима в уныние.

О звукоизоляции и выстрелах консьерж говорил как о чём-то обыденном, не выходящем за рамки.

То есть в самом деле случается такое, в кабинете постреливают?!

Интересный товарищ этот Герц…

Наконец створки двери в конце «правительственного» коридора с тихим шипением разъехались в стороны и выпустили на волю Гвоздя с Корсаром.

Живых, здоровых, но морально траченных, притихших и съёжившихся.

Да, выглядели они сейчас как сильно набедокурившие первоклассники после вдумчивой взбучки в кабинете злого директора.

Директор, судя по всему, имел своё, особое мнение по поводу воспитательной методики: левая щека Гвоздя покраснела и припухла, левое ухо вздулось и отчасти посинело, отчасти даже почернело, а под левым глазом наливался добротный желвак.

– Что такое… – вскинулся было Вадим.

– Нормуль, всё нормуль… – нервным жестом осадил его Гвоздь. – Всё в ажуре.

– Пусть заходит, – сказал динамик на посту консьержа.

– Вперёд, – скомандовал консьерж, кивнув в сторону «правительственного» коридора, и, взяв с поста ключи, стал отпирать решётку «оружейки».

– Давай, не подведи, – напутствовал Вадима Гвоздь. – Не мешкуйся, всё решили, всё развели. С тобой он будет поласковее…

Вадим проследовал по коридору, и, перед тем, как войти в гостеприимно распахнутую дверь, оглянулся.

Гвоздь в этот момент получал у консьержа оружие, а Корсар смотрел вслед Вадиму.

Взгляд у него был виноватый.

Не то чтобы лёгкое сожаление: «Прости, обмишулился маленько, с кем не бывает…», а стопроцентно виноватый: «Да, вот это я косяка упорол… разгребаться придётся до конца жизни».

Вадим истолковал это однозначно.

Гвоздь принял на себя всю тяжесть негодования Герца по поводу невесть откуда свалившегося рыжика, но в итоге всё решилось положительно.

А Корсар тихонько отмолчался в сторонке, вроде как не при делах, и теперь стыдится своего малодушия.

Никаких ободряющих месседжей или приязненных жестов Вадим генерировать не стал.

Он был зол на Корсара, обида ещё не схлынула. Так что пусть маленько потерзается, поскрипит душой – впредь будет наука…

* * *

Дверь за Вадимом с шипением закрылась, и он с ходу угодил в объятия парочки здоровенных мужланов, облачённых в такую же униформу, что и консьерж, и так же повсеместно бритых налысо.

Мужланы тщательно обыскали Вадима и ещё разок прозвонили его четырьмя разными детекторами.

– Так меня уже…

– А ничего, нам не трудно, – оборвал гостя один из мужланов. – Стой смирно, это недолго.

Приёмная походила на прихожую и была чуть больше по площади.

Ковёр, картины, занавесочки, неоновая подсветка, цветущий и пахнущий лес в горшках, только диваны были из натуральной кожи.

Неужто такие диваны поставляли для администрации ИТК? Нет, это вряд ли. Скорее, ограбили какой-то ВИП-бункер, возможно, в том же Резерве…

Здесь был примерно такой же пост, как у консьержа, – небольшой стол с тумблерами и телефонами и такая же оружейка, что и в прихожей: небольшая комната-ниша с решётчатой дверью, за которой виднелась пирамида.

В пирамиде стояло несколько стволов. Каких именно, Вадим не разобрал, но там точно было что-то подлиннее автоматов и дробовиков.

По завершении процедуры досмотра один из мужланов нажал клавишу переговорного устройства у двери в кабинет и доложил:

– Чисто.

Створки двери с шипением разъехались.

– Заходи. Веди себя смирно. Доложи. Молчи. Если спросят, отвечай на вопросы. Тебе всё понятно?

– Да.

– Заходи.

Кабинет был раза в три больше приёмной. И всё здесь было большое.

Справа и слева, если смотреть от входа, на противоположных стенах, зияли два огромных полотна – живописный вид на водопад и морской пейзаж с пляжем под полуденным солнцем.