Читать книгу - "Опасные союзники - Алекс Орлов"

– Ладно, я быстро, – сказал он себе и, закинув арбалет на плечо, двинулся по дорожке, хорошо заметной при слабой луне благодаря выкладке из белого камня.

Заглядевшись на серп луны, Рони краем глаза заметил какое-то свечение и, обернувшись, увидел черный человеческий силуэт, обрамленный красноватым светом.

Силуэт был словно намазан копотью на стенке их шатра, и Рони сразу предположил самое страшное.

– Писарь! Пи-и-иса-арь! – заорал он что было сил. Копотный силуэт колыхнулся, огненная корона вокруг него стала ярче и поменяла цвета несколько раз. Теперь Рони увидел лицо врага – то самое лицо, призрачные черты которого не смог бы описать, но запомнил крепко.

Враг вскинул руку и выпустил в Рони серию алых сфер размером с небольшой арбуз, но тот упал на дорожку, и огненные сферы ударили в шатер, полный солдат. Громыхнул гром, взвилось пламя, и шатер вспыхнул, словно промасленная щепа. Закричали обожженные, с постов засвистели тревожные дудки, а злодей, приглушив яркую корону, метнулся прочь, но Рони машинально вскинул арбалет и всадил ему в спину оба болта.

Это не остановило лазутчика, и он ускользнул, буквально растаяв в воздухе.

Возле штаба уже вовсю играли тревогу, а из шатров выбегали встревоженные солдаты – в сапогах и исподнем, но при полном вооружении. Посыльные доставили факелы, и теперь весь лагерь представлял собой встревоженный улей, в котором, впрочем, просматривался порядок.

– Что случилось? Кто что видел?! – крикнул появившийся у сгоревшего шатра командир Генрих.

– Я видел! – отозвался Рони, подходя к нему.

– Ах, это ты… – кивнул Генрих. – Что случилось?

Командир огляделся и отер платком покрывшийся росой меч, который держал в руке.

– Это был Писарь, сэр, ихний колдун! Он прилепился к нашей стенке и чего-то там высматривал!..

– Меня он высматривал, – заявил Мартин, появляясь при свете факелов, и вдруг закашлялся. Он кашлял со страшным надрывным хрипом, прикрывая рот тряпицей, на которой потом остались следы крови.

– Мартин, да ты болен! – воскликнул Рони. Ему случалось видеть окровавленные платки, владельцы которых вскоре умирали.

– Но несколько часов назад вы были в порядке, Мартин! – возразил командир Генрих.

– Это… ох! – Мартин покачал головой, переводя дух. – Это случилось только что, я спал, и мне приснился сон, будто ранили стрелой в грудь. Где-то там, – он махнул рукой в сторону бухты. – Как будто на пригорке. Я лежал на траве, смотрел в небо, а тут кто-то в черном подошел и наступил мне на грудь ногой. Стало так тяжко!

– Вот-вот! Тут-то я его и приметил! – продолжил Рони. – Прилип, сволочь, к шатру и колдует! Я и заорал, что было мочи, а он в меня шарами и вон – шатер спалил!

Рони указал на дымящиеся головешки, из-под которых санитары вытаскивали тела погибших.

– Как же он пробрался? У нас наилучшая охрана! – недоумевал Генрих.

– Да, охрана наилучшая, – подтвердил появившийся тут же помощник Птюц. – По ленвардскому протоколу действуем – по самому строгому!..

– Рони! – позвал Бурраш, появляясь среди этого собрания и сразу приковывая к себе внимание. – Рони, это ты кричал «Писарь»?

– Я кричал, Бурраш, это был он.

– Ну-ка, в сторонку! – потребовал Ламтак, раздвигая местных, и те торопливо разошлись, со страхом и почтением взирая на неизвестное существо в донельзя укороченном мундире.

– Ты куда с пустым арбалетом ходил, Рони? – спросил гном и тронул пальцем тугую тетиву.

– Так это… Я вспомнил! Я ему в спину два болта всадил, а он вон там бежал – шагах в двадцати!..

– А ты не мог промахнуться? – спросил Генрих, прикидывая дистанцию и направление, куда стрелял Рони.

– Не, я с такого расстояния не промахиваюсь.

Помощник Птюц и еще пара сержантов с факелами помчались в указанном направлении и стали осматривать дорожки, матерчатые стены шатров и опорные столбы, но поначалу ничего не обнаружили. Однако потом один из них воскликнул:

– О-хо-хой!..

И потянувшись, один за другим выдернул из опорного столба пару застрявших болтов.

– Вот они – вот! – обрадованно сообщил он, возвращаясь к Генриху и подсовывая к самому его носу два шестигранных жала, на которых еще кипела и пузырилась кровь.