Читать книгу - "Плоть и серебро - Стивен Барнс"

Марши потер руками лицо в полном смятении. Единственное, что пришло в голову, тот вопрос, который он собирался задать Салу с самого начала. Так что его он и задал.

— Кстати, ты слышал когда-нибудь о Фонде Рук Помогающих?

Сал и Мила обменялись озадаченными взглядами. Сал покачал головой:

— Нет, а что?

— Как-нибудь расскажу в другой раз.

Невольные беженцы глядели на него выжидательно, пока мысли его преодолевали все только что слышанное, как дистанцию барьерного бега. У него начинало возникать подозрение, что вся эта бессмыслица как-то между собой связана. Ничего конкретного, просто чувство такое.

Он протер глаза, заставив себя все это отложить. Сейчас надо было придумать какое-нибудь безопасное укрытие. Какое-нибудь захолустье, где людям можно доверять и никто их не выдаст.

Это хотя бы был вопрос с простым ответом. Может быть, даже отличным ответом, если эти самые Руки Помогающие — просто кучка безмозглых филантропов.

— Я знаю такое место, где могут отсидеться два сбежавших доктора, — сказал он, усмехнувшись, довольный, что все-таки может помочь старым друзьям. — Не очень приглядное местечко, но тамошним людям я бы доверил свою жизнь.

Кофе.

И без бренди.

Марши скорчился на стуле в камбузе, положив подбородок на руку, как роденовский «Мыслитель». Только у того голова сделана из пустой бронзы, о чем часто забывают.

Он уже три часа сидел, плюнув на сон, как на дело заведомо безнадежное, и вылезши из мешка намного раньше обычного времени. Потому что там он только вертелся и метался. Попрощавшись с Милой и Салом, он лег досыпать, но короткие периоды дремоты были полны беспокойными видениями, от которых Марши скрипел зубами и пытался свернуться в защитной внутриутробной позе.

Ему снились люди Ананке, исхудавшие до выпирающих ребер, с пустыми глазами, закованные в цепи, и к ним с мольбой тянулись серебряные руки, такие, как у него. Он шел между ними и делал вид, что их тут нет. Они один за другим падали на землю за его спиной, шепча при этом благодарности. Потом ему снился огромный Брат Кулак, гонящий его через лабиринт и хохочущий, когда он забредал из тупика в тупик, отчаянно пытаясь добраться до маленькой серебряной фигурки, все глубже уходящей в зыбучий песок в центре лабиринта. У него была веревка, чтобы ей бросить. И эта веревка была обмотана вокруг его же шеи. Не слишком спокойная ночь.

Зато утро, напротив, оказалось весьма продуктивным. Большую часть его Марши пробегал. Взад-вперед. По кругу. Попадая в никуда со всей скоростью, с которой несли его ноги.

Как будто мир рассыпался древней мозаикой-головоломкой. Только никакие два кусочка друг к другу не подходили, и совершенно неизвестно, какой должна быть окончательная картинка. Если и бывали совпадающие кусочки, он этих совпадений не видел.

А кусочки вроде таких: чего добивается Медуправление? Почему они хотят убрать Сала и захватить институт, который был независимо основан на средства Бергмана и пользовался самостоятельностью, пока придерживался определенных основных требований, заданных самим Медуправлением?

И какое это имеет отношение (и имеет ли вообще) к тому, что они предоставили какому-то фонду выполнить вместо себя работу на Ананке?

Он нахмурился и сгорбился еще сильнее, глядя мимо пара, поднимавшегося от чашки. Как в этом тумане, не было видно ничего, за что ухватиться.

Может, Шерлок Холмс и разобрался бы в этой мешанине, но Марши это точно не удавалось. Он глотнул кофе, поставил чашку на стол. Не пить ничего, кроме кофе, и сохранять трезвость — от этого полагалось бы мыслить яснее. Пока что он от этого только лез на стенку и дергался больше обычного. Еще немного — и он начнет носки пересчитывать.

Взгляд на часы подсказал ему, что где-то через полчаса проснется Кулак. Это, в свою очередь, напомнило о другой головоломке, которую надо решать. Похоже, вдвое более неразрешимой и куда более опасной.

Он повертел в руках чашку. В определенном смысле он даже восхищался этим старым сукиным сыном. Его везут, чтобы сдать властям, и он так близок к смерти, что может уже прочесть цифру населения на плакате у въезда «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД». И что он при этом делает? Смеется, шутит и пытается играть в игры с Марши. Бросает намеки, будто происходит нечто, о чем Марши следует знать, и пытается заставить его играть в угадайку насчет того, чего он хочет в обмен за информацию. Как будто он…

Марши застыл с чашкой на полдороге ко рту. Глаза его расширились, когда до него дошло.

Это нечто действительно происходит. Медуправление пытается выдавить Сала и забрать институт. Чтобы возобновить программу Бергмана, но по-своему, что бы это ни значило.

Кулак серьезно исследовал программу Бергмана. Достаточно, чтобы найти способ избавления от Эффекта Кошмара. Это значит, что у него есть источник среди сотрудников программы. Но…

…но Сал только что ему сказал, что институт полностью отстранен от процесса выбора маршрутов и пациентов для бергманских хирургов. А Кулак все равно знал, куда и когда посылать Сциллу на его захват. А это значит…

…что у него есть источник и в Медуправлении!

Марши выпрямился, брови сошлись на переносице. Он шел дальше по цепи заключений.

Все, что делал Кулак, было основано на информации. Он всегда узнавал о том, о чем надо, все, что можно узнать, определяя сильные и слабые стороны.

Он показал, что знает достаточно о бергманских хирургах, чтобы подчинить меня, использовав против меня мою же этику. Он намекнул, что знает об этом деле с Фондом Рук Помогающих, — а это опять ведет к Медуправлению. А это значит…

Старый хрен наверняка знает, что задумало Медуправление. Все знает. Он мог бы даже это прямо сказать. Часть этой информации наверняка хранится в запертых файлах, которые Джон не может взломать, но вся картина целиком хранится в этом проеденном раком гадючнике, который у Кулака вместо мозга.

Что-то из того, что он говорил, можно рассматривать как предложение передать часть этой информации. Помочь.

Но зачем бы ему хотеть сменить сторону?

Преданность. Так сказал Кулак, верно?

Но единственное существо, которому он предан, — он сам. Лояльности у него не больше, чем у ножа, револьвера или бомбы. Марши вспомнил, как старик говорил, что работал на правительства и корпорации в качестве — как он себя назвал?

Специалист по фаговой войне. То есть он был, в сущности, наемником. Свободный солдат сомнительной удачи, который будет на тебя работать, если его заинтересовать. Создать мотивы.

А какие мотивы у меня?

— Черт побери! — буркнул он, когда мысли снова пошли по кругу. Как в старой волшебной сказке про Румпельштицхена. Угадай мое имя. Только на этот раз это звучит «угадай мою цену».