Читать книгу - "Семестр нераскрытых преступлений - Виктория Голубева"

набрать на кухне. Придется сразу налить ведро, чтобы не вызвать подозрений.

На кухне она уже гремела чайником. Наверное, решила, что раз придется ждать, то лучше делать это с комфортом. Молча я поставила ведро под носик крана и несколько раз нажала на ручку насоса. Вода заструилась, заполнив его примерно на треть. Больше мне и не нужно было.

На втором этаже меня ждал Г-образный коридор, куда выходило несколько дверей. Интерьер там мало чем отличался от первого этажа. Уже знакомый салатовый цвет стен, ковровая дорожка на светлом паркете. Потолок низковат – если поднять руку, то можно дотронуться до него кончиками пальцев.

Первая дверь была незаперта – за ней находилась спальня. Здесь интерьер отличался от остального дома.

Массивная мебель, выполненная из темного дерева, была отделана замысловатой резьбой и позолотой. Кровать со столиками по бокам, платяной шкаф, шезлонг, похожий на вытянутое кресло, – вот и вся обстановка. Столбики кровати, устремленные к потолку, были богато украшены вырезанными мифическими существами с оскаленными мордами. Я провела пальцем по зубам одной из химер – острые.

Темно-бордовые стены были плотно увешаны картинами в массивных позолоченных рамах разного размера, но объединенных единой темой: запрещенные магические ритуалы. Почему запрещенные? Потому что уже много лет в Элларе никто не практикует жертвоприношения. Закон вышел лет сто пятьдесят назад, точно не помню.

Взгляд зацепился за одну из картин. Она была небольшой, вот только веяло от нее чем-то недобрым – древняя магия пропитала полотно насквозь, через него проступала чужая мука. Казалось, если прислушаться, можно было уловить глухой шепот боли. По позвоночнику пробежал холодок.

В отличие от остальных картин, эта явно была старинной и зачарованной. Странно, но изображение на холсте не выглядело таким уж и пугающим. Все конечности жертвы были на месте, даже голова. Она не кричала от боли, а просто лежала с закрытыми глазами на каком-то камне. Все ее тело испещряли узоры, вырезанные на бледной коже, а кровь стекала вниз к знакам Безликой.

Если остаться в этой комнате на ночь, то я бы написала рассказов на пару месяцев вперед. Усилием воли я заставила себя оторваться от картины.

Я открыла шкаф – ничего особенного, просто ровные ряды выглаженной одежды, в том числе формы Академии. Тонко запахло лимоном.

В спальне царил безупречный порядок, словно здесь давно никто не жил. Пыли скопилось так много, что на поверхностях она лежала густым махровым слоем. Особенно выделялись прикроватные столики. Надо бы протереть их, уж больно в глаза бросается.

Я подняла подсвечник с восковой свечой и повозила тряпкой сначала по одному, а потом по второму столику. Готово. В порыве вдохновения я решила распахнуть окна, чтобы проветрить комнату. Подошла, взялась за ручку и потянула. Ничего. Попробовала снова, на этот раз сильнее – бесполезно. Окно было закрыто намертво.

Уколола тревога, будто я сама попала в ловушку. Тряхнув головой, я отогнала от себя это дурацкое чувство.

В санузле при спальне было идеально чисто: ни разводов на зеркале, ни капель воды на раковине, латунные краны начищены до блеска. И все же отсутствие хозяев ощущалось – воздух был застоявшимся, а из труб тянуло легким запахом канализации.

Здесь мне делать нечего. Прикрыв дверь, я вышла в коридор.

Следом шла кладовка. Полки, покрывающие все стены, были забиты аккуратно сложенными подшивками журналов. Откуда я знала, что это именно они? В издательстве их хранят точно так же.

Где-то глубоко в душе я уже догадывалась, что это за издания. Но все же цеплялась за слабую надежду. А вдруг это невинная коллекция выпусков «Загородной жизни» или «Географического журнала»?

Я достала ближайшую папку, и в этот момент краем глаза заметила на одной из полок засохший огрызок яблока. Странная деталь, не вписывающаяся в идеальный порядок.

Подшивка оказалась увесистой: пришлось удерживать ее обеими руками. На первой же странице красовался знакомый заголовок: «Ласточка Хоршема». Выпуск годичной давности. Закладка на странице с моим рассказом. Все понятно.

Я торопливо захлопнула папку, поставила ее обратно на полку и развернулась к выходу. Огрызок трогать не стала – одна только мысль об этом вызывала отвращение.

Осталась всего одна дверь. Если мои предположения верны, за ней должен находиться кабинет.

Я подергала ручку – заперто. Не то чтобы меня это останавливало, скорее, немного притормаживало. К сожалению, я не умела открывать замки магией. Оставался единственный вариант – старая добрая отмычка. Умение, о котором приличные девушки не рассказывают.

В моей прическе как раз оказалась пара подходящих шпилек. Я аккуратно извлекла одну, согнула, придавая ей нужную форму, и принялась нащупывать правильное положение внутри замка. От напряжения у меня вспотели руки, и моя импровизированная отмычка иногда соскальзывала. Спустя десять минут замок сдался с едва слышным щелчком. Кое-как я выпрямила шпильку и вернула ее обратно в прическу. Еще пригодится.

Я толкнула дверь. Яркий свет из коридора упирался в непроглядную темноту комнаты. Контраст был настолько резким, что сбивал с толку: за порогом словно ничего не было, кроме пустоты.

В спальне я, кажется, видела подсвечник. Я сбегала туда и вернулась с толстой полупрозрачной свечой на латунной тарелке. Сжав фитиль между большим и указательным пальцами, я выпустила нити магии. Легкое покалывание на самых кончиках, и вспыхнуло пламя.

В комнате стало светлее, и я притворила дверь.

Тени на стенах тут же ожили, танцуя в свете мерцающей свечи. Но я не замечала их – все мое внимание приковал письменный стол, если, конечно, его можно было так назвать.

«За свечой можно было и не ходить», – отстраненно подумала я.

Письменный стол был заставлен множеством свечей разного диаметра и высоты. Их объединял лишь ярко-красный цвет. Оплавленный застывший воск каплями и небольшими лужами расплылся по поверхности, напоминая реки и озера крови.

Сверху висел портрет девушки. Я подняла подсвечник, направив свет на ее лицо. Внезапно у меня возникло ощущение, что я смотрю прямо в зеркало.

Потому что это был мой портрет!

Но не совсем. Да, лицо было моим. Одежда тоже – нейтральный блейзер академии с белой рубашкой и форменным галстуком. Но выражение лица…

Коварная ухмылка на тонко сжатых губах. Злой колючий взгляд. Нереальная фарфоровая бледность. Такую я слишком часто видела на лицах людей, ушедших в вечный сон.

Девушка на портрете следила за каждым моим движением.

Ледяной холод пробежал вдоль позвоночника, останавившись где-то у основания шеи. В том месте, которое обычно чувствуешь первым, когда просыпаешься после кошмара. Только сейчас это была реальность.

Мой взгляд метнулся вниз. Поднесла свечу ближе. На столе лежало