Читать книгу - "Жернова истории - Андрей Колганов"

Возвращаюсь домой и вновь принимаюсь за «Continental». Используя инструменты, которые так и оставались лежать на столе, второй раз за вечер стал подправлять многострадальные литеры. Теперь ни одна экспертиза не установит ни тождество прежнего образца работы на этой машинке с напечатанным мною текстом, ни напечатанного сегодня текста – с тем, который может получиться на этой машинке после моего последнего вмешательства.

Отлично! Остается пройти на кухню, чтобы уничтожить ленту и использованную бумагу. А машинку я завтра верну в наркомат.

* * *

«Секретарю РКП(б) товарищу И. В. Сталину

При сем передаю информацию Политконтроля и первые результаты следствия, открытого по данному делу. Следствие поручено заместителю начальника Секретного отдела Я. С. Агранову.

Приложение 1. Докладная записка заведующего Политконтроля с приложениями.

Приложение 2. Данные экспертизы вещественных доказательств по делу.

Зам. пред. ОГПУ Г. Г. Ягода».

Докладная записка заведующего Политконтроля была почти столь же краткой, как и сопроводительная записка Ягоды:

«Политконтролем ГПУ при проверке корреспонденции, отправленной за границу, перехвачено письмо на английском языке, адресованное в издающийся в САСШ журнал «Форин Афферс» («Иностранные дела»). Ввиду содержания письма принято решение отправку его адресату задержать. Перевод текста и фотостат подлинника на английском языке прилагаются.

Заведующий отделом Политконтроля И. З. Сурта».

Иосиф Виссарионович отложил в сторону английский текст и взялся за перевод. Быстро пробежав глазами обращение к редактору журнала со знакомой фамилией («Американский дипломат, что бывал у нас, кажется, в 1918 и в 1921 году», – вспомнил Сталин), он стал вчитываться в содержание статьи, которую неизвестный автор хотел поместить в американском журнале:

«…Таким образом, если верна информация о подготавливаемой Зиновьевым перемене в политике Коминтерна на его ближайшем Конгрессе в июне сего года, то это означает весьма благоприятный оборот событий. Большевики сами закрывают себе возможность создания коалиций с социал-демократами, лишая тем самым себя шансов на успех. А эти шансы, по меньшей мере в некоторых странах, при условии заключения соглашения между крайними и умеренными левыми являлись отнюдь не призрачными.

Разумеется, коммунисты никогда не оставляли мысли перетянуть большинство рабочих на свою сторону и возможно более глубоко ослабить влияние социал-демократических партий среди рабочих. Но до сих пор это намерение не препятствовало им предлагать социал-демократам тактические альянсы. Отныне же объявление социал-демократов политическим течением, родственным фашизму, закрывает путь не только к таким тактическим альянсам. Фактически это означает объявление и рядовых рабочих, принадлежащих к социал-демократии или сочувствующих ей, участниками фашистского движения. Тем самым коммунисты сами ставят на пути собственной борьбы за влияние среди социал-демократических рабочих непреодолимую преграду.

Представляют интерес и причины, по которым глава Коминтерна решил избрать путь изоляции коммунистических партий от своих потенциальных союзников, по существу обрекая заграничные секции Коминтерна оставаться в меньшинстве даже в пределах рабочего движения. Григорий Зиновьев, при всех своих отрицательных качествах, отнюдь не глуп и наверняка отдает себе отчет в возможных издержках своей новой политики. Вероятно, ответ поэтому следует искать не в анализе судьбы коммунистических партий за пределами Советской России, а в анализе судьбы самой Российской партии большевиков.

Сейчас в верхушке большевиков разворачивается ожесточенная борьба за наследство недавно умершего Ленина. После самоустранения Троцкого от этой борьбы (хотя не исключено, что при благоприятных обстоятельствах он попробует выступить в роли арбитра между борющимися группировками) на поле битвы остаются две группы, которые могут реально претендовать на власть. Это группа Зиновьева – Каменева и группа Сталина.

Сразу же можно сказать, что позиции группы Сталина выглядят предпочтительнее, ибо он сосредоточил в своих руках все назначения в партийном аппарате и быстро превращает этот аппарат в послушное орудие в своих руках. Каменев, как председатель Совета Труда и Обороны, также обладает некоторыми организационными возможностями, но они несравнимы со сталинскими. Остается Зиновьев, который контролирует одну из крупнейших и влиятельнейших в стране партийных организаций в Петербурге-Ленинграде и, кроме того, возглавляет Коминтерн.

Аппарат последнего и может стать реальным инструментом борьбы Зиновьева со Сталиным. Но для этого Зиновьеву надо лишить секции Коминтерна всякой видимости самостоятельности. Тезис о «социал-фашизме» позволит ему ввести еще более жесткую идеологическую дисциплину и оправдать перестановку кадров под углом зрения личной преданности. Таким образом, Зиновьев, вполне вероятно, надеется через Коминтерн создать нечто вроде международного фронта борьбы против Сталина, вовлекая в эту борьбу и тех авторитетных русских большевиков, которые работают в аппарате Коминтерна.

Ради этого Зиновьев готов забыть о мировой революции. Впрочем, на деле большевики уже осознали призрачность шансов на такую революцию, и Коминтерн в их руках выступает лишь орудием политического шантажа для обеспечения чисто российских интересов. Однако Зиновьев, кажется, забыл об одном – чтобы шантаж был успешным, он должен быть максимально убедительным. А низведение секций Коминтерна до положения сект, изолированных даже от левого фланга политической жизни, никак не будет способствовать решению данной задачи.

Кроме того, не следует сбрасывать со счетов и известное личное тщеславие Зиновьева. Его, вероятно, греет сама мысль о том, что он может помыкать целыми партиями, как послушными марионетками Коминтерна и его главы. Он готов провоцировать наиболее решительно настроенные правящие круги западных стран на ответные действия, лишь бы продемонстрировать свою ультрареволюционность. Таким образом, он хочет создать вокруг себя ореол революционера-интернационалиста и соответственно выставить своих противников – Сталина, Бухарина, Рыкова и Томского – как «правых» с национальным уклоном, заботящихся прежде всего о хозяйственном возрождении Советской России – разумеется, под флагом «строительства социализма» – и забывающих о мировой революции.

Большевики, конечно, фанатики, но отнюдь не все из них – узколобые фанатики, подобные Зиновьеву. Наиболее умные понимают, что любая попытка экспорта революции оборачивается против них самих. Коминтерн может стать действенным политическим оружием в их руках только в том случае, если удастся избежать отождествления Коминтерна с властями СССР и привлечь к секциям Коминтерна симпатии некоторой части некоммунистически настроенных слоев населения. Сочетая дозированный радикализм лозунгов с умеренной, прагматически выверенной программой действий, они могут строить расчеты на образование широких политических коалиций на левом фланге. Поэтому следует ожидать, что новые идеи Зиновьева о «социал-фашизме» встретят заметное сопротивление…»