Читать книгу - "Звездолет с перебитым крылом  - Эдуард Веркин"

Девчонка тоже утомилась, и хлеб уже не ела, просто сидела, морщилась от солнца и зевала. Бордовый свитер на ней болтался, явно с чужого плеча, как и куртка на пацане.

Я сам едва не раззевался. От жары, от солнца, от бликов на воде, от ветра, который растерял к полудню свою свежесть и стал походить на прозрачный пар, солнечный удар получить не хватало, и самолет высоко-высоко, он каждый тут полдень.

– Давай под мост залезем, – предложил Дюшка. – Там не так жарко…

– Давай лучше домой, – в ответ предложил я. – Масло надо занести.

– А психи? – с разочарованием поинтересовался Дюшка. – Мы же хотели за психами понаблюдать…

– Я не хотел.

Да и вообще подсматривать за людьми некрасиво. Нет, мы вроде как и не подсматривали, стояли себе на мосту, воздухом дышали, а психи сами в поле зрения попали. Но все равно нехорошо. Мы же не на реку смотрели, а именно на них. Разглядывали, обсуждали. Некрасиво.

– Брось, – Дюшка сощурился. – Что дома делать? А тут психи. Ты когда-нибудь настоящих видел?

– У меня соседи психи, – сказал я. – Они помидоры зелеными едят.

На самом деле едят. Чупровы. Помидоров у них много, пол-огорода, так они никогда не дожидаются, пока те начнут желтеть, прямо так с куста зелеными и едят. Сядут вокруг – и едят, едят, соком обливаются, смотреть противно, а им ничего.

– Это не считается, – возразил Дюшка. – Мало ли кто зеленые помидоры ест?

– Они их без соли едят.

– Ну и что? Вот ко мне братан из Перми приезжал, он вермишель с сахаром ест. И ничего, не псих. А эти-то психи, сразу же видно. Кто же консервы с черным хлебом ест, изжога потом замучает…

Вдруг пацан ойкнул, подпрыгнул и хлопнул себя по шее. Оса, наверное, или слепень. Или шершень – слишком высоко он подпрыгнул, как от шершня, шершень так куснет, что неделю потом шишка. Так вот, парень ойкнул, подпрыгнул и столкнул полбуханки в реку. Течение ее подхватило и стало выносить к середине.

Пацан тут же соскочил с бревна и вступил в реку, прямо в куртке, не раздеваясь.

Соть – речка довольно глубокая, особенно за Липовкой если, да и под железнодорожным мостом сомы водятся, по слухам, чуть ли не в человеческий рост. Но здесь, у деревянного моста, она разливается широко, и глубина получается небольшая. Пацану этого вполне хватило.

Он шагнул, и тут же провалился с головой, всплыл и уцепился за куст, торчащий над берегом. Засмеялся.

А сестра его… Она тоже шагнула в воду, тоже с головой. Но не всплыла. Ухнула, и все, нету, бульк и тот не сильный получился.

– Ничего себе… – прошептал Дюшка. – Утонула…

При мне еще никто не тонул. Хотя в нашем городе то и дело кто-то тонет, но это обычно за дамбой, там глубоко, а мы туда купаться не ходим. А на нашей части реки утонуть трудно, если нарочно не стараться.

А девчонка, кажется, старалась. Как булькнула у берега, так и не всплыла, наверное, на топляк головой наткнулась. Топляков в реке хватает, сплав же, многие о топляк стукаются и ноги ломают.

Надо было спасать эту дурочку, пока не поздно.

Я побежал по мосту к берегу, по пути прикидывая, что делать. Сам плавал я плохо, не тонул, конечно, на воде держался, но до сих пор Соть по глубине не переплывал.

Так вот, бежал по мосту и думал, как ее вытаскивать. Кажется, утопленников надо за волосы доставать, так удобнее. Или по затылку стукать, чтобы не барахтались. А искусственное дыхание прямо на плаву делать, в школе рядом с кабинетом НВП как раз такие плакаты есть, там все объясняется.

Правда, я сильно сомневался, что смогу все эти мероприятия осуществить, но не стоять же истуканом? Человек тонет, надо что-то делать.

Я добежал до конца моста и почти спрыгнул с насыпи, но услышал:

– Стой!

Дюшка махал руками, указывал на реку.

Я посмотрел.

Девчонка всплыла на середине, всплыла и теперь догоняла кусок хлеба. Интересный у нее стиль плавания был, очень быстро и кажется, что руки и ноги не двигаются, только голова над водой.

Понятно, спасать ее не надо, она сама кого хочешь спасет. Я направился обратно к Дюшке.

Пацан продолжал висеть на иве, он никак не мог выбраться на скользкий берег, срывался и снова повисал на кусте, на осиное гнездо издали походил.

Девчонка тем временем догнала хлеб и теперь возвращалась с ним обратно. В этот раз она плыла наискосок против течения, но скорости при этом не потеряла.

– Я же говорил – сумасшедшие! – с восторгом прошептал Дюшка. – Настоящие!

– Ну…

Мне почему-то не хотелось, чтобы девчонка была ненормальной. Пусть немного странной из Эстонии, но не ненормальной. Хотя я с ней и не знаком совсем, мне-то что…

– Почему сумасшедшие? – спросил я.

– Ты бы поплыл за куском хлеба? – спросил Дюшка.

– Я? Нет. Но, может, у них в Эстонии другие обычаи.

– Может. Кто его знает…

– Она может и из Ленинграда быть, – предположил я. – В Ленинграде к хлебу свое отношение.

– Из Ленинграда? – спросил Дюшка с сомнением. – Ну если из Ленинграда… Слушай, они не похожи на ленинградцев, у меня сеструха двоюродная в Ленинграде живет, так она знаешь как одевается?

Девчонка добралась до берега, вылезла, положила хлеб на бревно, а затем сняла с куста своего братца. С обоих стекала вода, но ни пацана, ни девчонку это совсем не смущало, они продолжили обед. Девчонка лишь рукава у красного свитера подтянула, а пацан и куртку снимать не стал.

Хлеб размок, девчонка чуть подумала, потом отжала из буханки воду. Получился мякиш размером с кулак.

– Могу поспорить, сейчас есть будут, – хихикнул Дюшка.

– Да брось, кто будет такое есть?

Но Дюшка оказался прав. Девчонка откусила от мякиша, стала жевать.

– Мне кажется, они шпионы, – сказал Дюшка.

– Ты же говорил – психи, – напомнил я.

– Я передумал.