Читать книгу - "Волновая функция - Эдуард Катлас"

— Кто — не знаем. Какие-то энергетические твари, юркие и практически неуловимые. Шныряют по всей планете.

— Зачем? Или вообще может это природное явление?

— Это самое интересное. Открыто шагающих они не похищают, да видимо, и не могут. Но все это явно связано с вами. Во-первых, такие совпадения почти невозможны, чтобы в мире, который специализируется на изучении шагающих, кто-то появился украсть нашу рыбу…

Изучение — это красивый эвфемизм. Непрерывное заключение как-то плохо ассоциировалось у меня с исследовательской работой.

— Ну не знаю. Рыба то у вас тоже есть, так что совпадение и тут. — Вслух сказал я.

— На днях мы, наконец, поняли, что они целенаправленно ищут данные…

— Какие?

Она замялась. Сказывалось обучение. Вопрошающая ведет допросы, собирает информацию, вытягивает ее. Отнюдь не разбрасывает секреты направо и налево. В особенности — не выдает их идеологическому врагу — шагающему у нее под наблюдением.

Я начал одеваться. Я знал ее долго. Всю свою жизнь в этом мире я знал ее, и только ее. Убеждать бесполезно. Изображать обиду бесполезно. Угрожать оставить без секса — да просто смехотворно. Пойти рыбу половить, и то, наверное, будет более действенно.

— Когда выходим? — спросил я.

— Мы никуда не выходим. Куда нам плыть то?

— Ну как… Воевать. Строить редуты. Устраивать засады, мужественно сражаться, все такое.

— Сражаться с ними не очень выходит. И они не сильно хотят сражаться. Их мало. Юркие. Мы прячем информацию, которая, как мы думаем, им нужна. Ищем варианты воздействия. Плыть для этого никуда не надо.

— Тогда зачем я оделся? — задумчиво спросил я.

— Этикет? — предположила она.

— Но я соскучился… Знала бы, в каких передрягах пришлось побывать… — Я мысленно исключил Землю из списка, чтобы звучать более убедительно.

Вопрошающая. Такие уловки на нее тоже не действуют. Давить на жалость, давить на любопытство. Бесполезно. Не помогло.

— Про передряги еще расскажешь, — сказала она. — Как, с кем, в каком мире. Но сначала давай пообедаем. Я недавно поймала вкусную рыбу. И теперь у меня есть вторая тарелка.

* * *

— Почитай мне что-нибудь, — попросил я.

Вопрошающая удивленно подняла брови. Потом решила, что, раз уж я заговорил, то, видимо, есть больше не буду. Встала, забрала обе тарелки и отнесла их к чему-то вроде раковины. Местные раковины имели прямой выход к морю, в этом я уже разобрался. Прямоточный насос, фильтр, потом проточная вода, в которой можно помыть посуду, и соленая вода снова утекала в море. Видимо, дань традициям. Потому что затем тарелки все равно обрабатывались каким-то паром и ультрафиолетом.

Как и весь этот мир — нагромождение технологий и архаики. И если технологии понадерганы отовсюду, из всех странствий шагающих, из всей информации, которые местные вопрошающие сумели добыть, ведя допросы, то вот архаика у них своя. Доморощенная.

— Что-нибудь что? — нейтрально ответила хозяйка, обозначая, что она еще не согласилась.

— Легенду может вашу? Что-нибудь, что мне можно знать. — Я видел, так ее не пробить. Чтобы что-то взять, нужно что-то сначала дать. Правило информационной мены. Рыбу на одежду. Спасение холма на убежище. Справедливость на доверие. Улыбку на дружбу. — В двух мирах, нежизнеспособных мирах, я видел символы. В мертвых мирах, понимаешь. И мне кажется, это символы одного и того же народа. Хочу разобраться. Хочу увидеть вашу письменность.

— Это не мы, — равнодушно парировала вопрошающая. — В каких мирах, опиши их.

Началось. Все, как всегда. Ну правда, ты же не думал, что ночь под звездами на пляже что-то поменяет?

— Я и не думаю, что это вы. Проблема в другом, я не знаю письменности почти ни одного своего мира. Не за что зацепиться, когда вижу что-то незнакомое. — Видя нетерпение в ее глазах, я вздохнул и начал отвечать: — Один мир — сплошная лава. Множество монументов, которые в нее погружаются, медленно, явно не вчера началось. Погиб за минуту, две. На монументах я увидел эти символы впервые. Много, на каждом монументе разные.

— Запомнил?

— Ну так, может один-два из ближайших, — не говорит она, никакого резона бесплатно раздавать информацию и мне. Рыбу на одежду. — Вопрос не в этом. Мало ли что там случилось, на мертвой планете, артефакты погибшей расы, и все. Но вот только сейчас, перед вами, я опять попал в капкан другого мира. Какой-то химический яд, один вдох и все. И там снова увидел символ, почти наверняка из той же письменности. Очень похоже.

— Нарисуешь?

Да в конце концов. Что ж это такое.

— Почитаешь? — ответил я.

— Хочешь вернуться в приемник? — Вот они как называют свою камеру, приемник.

— Еще немного, и начну хотеть. — Я понимал, что грублю. Более того, я понимал, что действую неверно. Но что-то утомился я от всех этих игр. Слишком близко начал принимать. У меня доставало реальных проблем, чтобы еще вдобавок баловаться со всей этой конспирологией.

— Спасибо за рыбу, — буркнул я тихо. — Действительно вкусная. В приемнике вы ее видимо пропускали через молекулярный расщепитель, чтобы я случайно не понял, что это рыба.

— Возможно, там и не рыба была, — пожала плечами вопрошающая. — Я тебе прочту одну легенду. Чуть позже. Не торопи меня. Мне надо нарушить пару устоев, наступить на собственные правила и практически стать преступником. Это требует подготовки и настроя.

— Давай, на чем рисовать? Последний символ я запомнил. Наверное. Только как-то слишком гладко там все прошло. Скажи, а у ваших шагающих нет ничего такого? Бред там, видения, несуществующие друзья?

— Я твой несуществующий друг.

— Понятно, а кроме тебя?

Чувствовалось, что я наступил на какую-то очень больную мозоль. Даже при ее выдержке, проблема существовала, и настолько сильная, что пробила весь ее панцирь и лезла наружу, как только что размножившийся паразит в теле жертвы.

Я попал во что-то очень чувствительное, и теперь сам жалел о своем вопросе.

— Что за видения? — она с трудом справлялась с собой, но вопрошающий есть вопрошающий. Она будет задавать вопросы даже если ее разбудить посреди ночи.

— Ну вот этот последний мир. Настолько все коротко, гладко, безболезненно. Один вдох, и я вышел, точно навсегда. Теперь вообще