Читать книгу - "Звездный огонь - Владимир Серебряков"

И снова Габриэль поразил меня. Я видел карту, обратил внимание на отметки высот, заинтересовался геологической историей этих мест… но реальность оказалась внушительней.

Когда-то океан был шире. Во-первых, в нем было заметно больше воды — по оценкам планетологов, изначальный уровень моря был выше нынешнего километра этак на два с половиной. А во-вторых, разлом, ставший Узким морем, на протяжении последнего полумиллиарда лет неуклонно сужался. Некогда здесь находился величайший океан планеты. Но литосферные плиты надвигались друг на друга — поначалу быстро, потом все медленнее, но никогда не застывали совсем. Неумолимое давление тысяч миллиардов тонн камня ломало скальные основания, материк полз, точно бульдозер, поднимая все перед собой на базальтовые зубья. Камни громоздились выше и выше, скалы на холмы, холмы на горы, горы на хребты…

Все это я знал. А представить не мог. Вы когда-нибудь бывали в Чили? Или в Эквадоре? Там, где Анды прижимают людей к морю? Представьте себе этот железом окованный берег. А теперь уберите воду. Два с половиной километра морской воды, скрывающей то же самое. От вершин до берега — восемь километров с мелочью. Если вам так понятнее, возьмите Эверест и уберите от него Гималаи вместе с Индией, чтобы не мешали.

Мне только что казался внушительным склон, по которому мы спускались к Бэйтауну. По мере того, как поднимался из-за горизонта горный массив, я все ясней понимал, что есть истинное величие. Скалы на скалах, уступы на уступах, и за этими стенами поднимались следующие, голый камень — черный, сизый, ржавый и почти алый. Вдоль берега и вдалеке, на вершинах ближайшей гряды, за которой поднимались следующие, все выше и выше, виднелись оранжево-желтые полосы: местная растительность — первая, которую я увидал на планете. Должно быть, те остатки влаги, что буйное светило могло выжать из морской воды, конденсировались там, питая горные луга. А вот чего я не видел даже на самых высоких вершинах — это снега.

Хребет, возникший на краю материковой плиты, носил, если верить карте, название Непреклонного. Это показалось мне красивым, а главное — подходящим.

А еще я понял, почему капитан называл институт Башней. Серебряная струна, не больше иголки по сравнению с горными вершинами позади нее, тянулась в полыхающее небо. Типичное самодовольство службистов. Мне гораздо больше понравился городок, выросший вокруг пристани, в изножье небоскреба-компаунда: невысокие домики, бережно обнесенные оградками деревья на капельном поливе, единственный не то бар, не то клуб с гордым именем «Таброва Сечь» и соответствующим декором — чьи-то хрустально блестящие зубы под потолком, кадры из самой первой, непревзойденной «Дюны» в трогательных рамочках по стенам, коктейль «Кровавый барон», от которого у меня еще долго горела носоглотка и тревожно верещал в среднем ухе секретарь, пытаясь подстегнуть метаболизм алкоголя в печени. Аборигены поглядывали на меня презрительно и подобострастно.

На полдороге к основанию Башни мне пришло в голову, что от лифт-станции до Академии я добираюсь уже дольше, чем с Земли — до созвездия Геркулеса, и эта немудрящая истина поддерживала меня остаток пути. Подъемник брал только контейнеры с продуктами; мне оставалось вымерять шагами вырезанные в камне ступеньки. Впрочем, этот этап прошел без приключений, только пришлось посидеть немного не дыша, покуда концентрация углекислоты в крови не восстановится после излишне глубокого дыхания. С площадки, откуда открывался отличный вид на город, я заметил чуть в стороне от башни, почти на том же уровне, нечто вроде барачного городка, но мне и в голову не пришло поинтересоваться — что там находится.

Как часто бывает, при ближайшем рассмотрении небоскреб терял всякое очарование. Наскоро отесанные плазменным резаком, покрытые стеклянистой, оплывшей коркой плиты и скрепленными казались наспех. Чудилось, будто сейчас этот карточный домик осядет лавиной вниз по утесам. Впрочем, блистательные дримтауны, если к ним подойти вплотную, выглядят не лучше. Огни за бронестеклом горят в вышине, а у корней — сигнальные барьеры, и угольные сетки, и автопушки, нервозно поводящие стволами. Здесь хотя бы нет оружия. Барьер я прошел, когда ступил на территорию лифт-станции.

Перед самыми дверями я обернулся. Лестница петляла между утесами, вперемешку шоколадными и палевыми; камень слоился, осыпал под ноги пластинчатые крошки, точно корицу — те хрустели под башмаками. Горело синим пламенем небо, и жался к подножию злых холодных гор поселок внизу. Я пожал плечами и предъявил пароль интелтронике замка.

Двери распахнулись передо мной беспрекословно. Шагнув через порог, я вернулся в царство высоких технологий — из колониального захолустья в кусочек благополучного Ядра, занесенный сюда космическим ветром. Предупредительная интелтроника создавала вокруг меня индивидуальный островок комфорта согласно запечатленным в секретаре инструкциям — температура воздуха, влажность, освещенность, ароматизация… Хорошо, что я непривычен к подобным удобствам: юность провел в несколько менее цивилизованных местах, да и сейчас все больше на заданиях. Правда, солью почему-то все равно отдавало. Я украдкой повел носом: так и есть, от рубашки несет.

Казалось, будто здание пустует, но я знал, что это не так. Весь персонал Академии — колониальные служащие, а значит, обязательная аугментация относится и к ним. У каждого стоит самое меньшее интербрейн, и незачем вставать со стула, чтобы обменяться идеями с коллегой… да собственно, из своей комнаты тоже выходить не надо. Работа кипела в киберпространстве — вирте, ирреальности, неощутимом субстрате информационного обмена.

«К директору», — мысленно приказал я, и секретарь послушно рассчитал оптимальный маршрут: в данном случае десять шагов до подъемника (интересно, как выпало из языка, сменив значение, старинное слово "лифт»), потом на сорок седьмой этаж и сразу в приемную. На блекло-зеленые стены коридора наложилось подробное досье: Клаус Этьенс, сорок семь лет (совпадение, наверное?), место рождения: Брюссель… остальное я свернул до поры, оставив мерцать синеватой полоской по краю век.

Секретарша попыталась меня остановить. Точней, подумала об этом — на большее у нее не хватило времени. Еще из подъемника я предусмотрительно вошел в лос, переподчинив все местные подпрограммы с помощью кодов Службы. А откровенно параноидальные настройки безопасности в своем секретаре я никогда не меняю. Неосознанного желания секретарши вскочить навстречу непрошеному гостю оказалось достаточно, чтобы бдительная программа перехватила управление ее собственными имплантатами — многочисленными, если верить отчету. Полный телохранительский набор, включая усиленные мышцы, застывшие теперь каменными штырями.

Двери распахнулись сами собой и со зловещим стуком захлопнулись, едва я ступил через порог. Директор Этьенс приподнялся было из дорогого биопластического кресла, и я швырнул ему в аугмент мозга свои проксы.

Службист осел. В зрачках его клубилось синее марево — видимо, бельгиец ставил себе имплантаты в весьма нежном возрасте, потому что новые модели не проецируют изображение на сетчатку, а создают прямо в зрительных центрах коры. Я давно хочу себе такую, да все денег не хватает.