Читать книгу - "Сурок районного масштаба - Алексей Карачёв"

же совет найти фигуру? «Пусть пошлёт Андрея-стрелка туда — не знаю куда, принести то — не знаю что. Этой задачи Андрей во веки веков не выполнит и назад не вернётся». Вот-вот, во веки веков мне возвращаться в утро среды двадцать восьмого июня. Обдумаю задачку с фигурой позже, может, в следующий раз балахонщик ещё что подкинет.

А с удачей? Как её-то прокачать? Делать ставки на спорт? Если сейчас идут какие-то матчи и закончатся они хотя бы до половины восьмого, то все результаты через двадцать-тридцать перерождений будут мне известны. Но это же читерство натуральное и вообще, ты же хотел проверить одну теорию про день сурка. И сейчас тебе предоставляется вот такой огроменный шанс! Попробуем?

Никогда бы в нормальной жизни так не поступил, это противоестественно для человека. Если подобные мысли возникают, надо к врачу бежать со всех ног, а не пытаться решить проблему радикально. Но у меня обстоятельства, не имеющие с реальностью никакой связи. Поэтому я, как был в одних трусах, вышел на балкон, перелез через перила и спрыгнул вниз.

Лучше бы не пробовал. Через безумно долгие полтора часа я скончался в больнице, не пережив трепанации черепа. Но хотя бы действительно что-то новое узнал.

* * *

— Бросайте кубики, чего вы ждёте?

— Наконец-то, — у меня вырвался вздох облегчения. — Слушай, а как прокачать удачу? Чтобы единицы всё время не выпадали.

— Запоминай прожитый день.

— Хороший совет, — хмыкнул я. — Но если так и дальше пойдёт, то вскоре повторяющиеся моменты начнут забываться. Человеческая память, знаешь, она очень дырявая. А записи делать нельзя, блокнота нет.

— Ты их узнаешь.

— Кого их?

— Бросайте кубики, чего вы ждёте?

— Вот и поговорили, блин, — балахонщик снова потерял ко мне интерес.

Ни на что особо не рассчитывая, я бросил кубики на стол. Три единицы. Пока ничего не изменилось.

* * *

В этот раз будильник зазвенел почти сразу. Да… Эту мелодию мне придётся слушать ещё долго. Возвратиться в настоящее вчера, чтобы её сменить, невозможно. Мир вечного, очень короткого утра. Надо что-то делать. И отлежаться не получится, проверено соседом снизу.

Фигура и детали прожитых дней. Что из этого важнее? Точнее, что первично для получения результата? Про фигуру я не знаю ничего, даже мыслей нет, где её искать. Казалось бы, с деталями проще, но как вычленить нужные?

Во-первых, каждое утро ты живёшь сто одиннадцать минут, это чуть меньше двух часов. То есть с момента начала всей катавасии не прошло и суток. Ты же не хочешь сказать, что память у тебя настолько дырявая? Именно так, мой воображаемый собеседник. Когда происходит сразу куча невероятных событий в очень короткое время, то в голове они начинают перемешиваться и наслаиваться друг на друга. Ну хоть самый первый день ты помнишь?

Давай восстановим хронологию событий. Я встаю с постели и иду на кухню завтракать. Нет, не так. Сначала тебе «приснился» балахонщик, потом зазвенел будильник. И куда же делся саморез? Хорошо, это тоже было. Что-то ещё? Особенные бутерброды с особенной докторской? Ха, а ведь я последний раз ел пять смертей назад! Мне докторская сейчас положена, как «…больному, имеющему подорванное здоровье в результате Гражданской войны».

Ладно, бог с ней, с колбасой. Что там дальше-то было? Позавтракал, погладил футболку, помылся, сходил в туалет, полежал. И пошёл на работу. Всё? Нет, а как же выход на балкон? А, ну да. Там бабульки сидели и обсуждали соседа. Погоди, в первый раз ты не слышал, о чём они говорили. Это было позднее. Позднее, так позднее, мне без разницы.

Стойте-ка! Меня накрыло осознанием раздвоения личности. Я что, превратился в Голлума? А с другой стороны, с кем ещё нормально поговоришь? Любой встреченный персонаж обнуляется через сто одиннадцать минут и возвращается в исходное состояние. Или не возвращается, если каждый день всё же даёт старт новой ветке вселенной. Вот только ни в одной из них тебя нет. Ну и что? Эти реальности для меня ничего не значат, ведь я буду присутствовать лишь в той, куда в следующий раз переместится моё сознание. Их существование можно полностью игнорировать. А как же родственники? Ещё проще. Даже если обо мне кто и вспомнит, то разве что жена и дальние дядьки с тётками, когда начнут делить квартиру. Родители погибли ещё пару лет назад в автокатастрофе, а для остальных Андрей Белых — строчка в хронике происшествий или «лежачий» участник сюжета о смертельном ДТП.

Что-то мы с тобой отвлеклись. Следующие полчаса я перебирал в голове события прошедших жизней и пытался найти в них хоть какую-то зацепку. И единственное, что мне пришло на ум — это предотвратить взрыв газа. И ходить далеко не надо.

Выйдя на балкон, я осмотрел парковку. Петрович, как ему и положено, был на месте и выгружал из своей «Гранты» какое-то барахло. Нет, не барахло. Сейчас он доставал из багажника большой красный баллон. Именно большой и красный, такими пользовались жители старых деревянных домов. И надпись ещё не стёрлась и виднелась даже с третьего этажа: «ПРОПАН». Вот дерьмо! Похоже, мой сосед решил самостоятельно установить натяжной потолок и откопал где-то старый газовый баллон для тепловой пушки. «Экономия!» Так вот, за что его ругали бабульки на скамейке. Не ругали, будут ругать.

— Ты чего это, ирод, в дом тащишь? А ну взорвётся как?

— Цыц, старые! — в своей манере ответил Петрович. — Этот баллон меня переживёт.

— Старая? Да я на два года тебя моложе! — возмутилась одна из бабок.

Разговор перешёл в перепалку о возрасте. Петрович ещё некоторое время попререкался, а затем в сердцах плюнул на асфальт и покатил баллон к дверям подъезда. А бабки продолжили ругаться.

— Петрович! — крикнул я.

— А, это ты, Андрюха, — сосед задрал голову вверх. — Позагорать вышел?

— Скажи-ка мне, — оставил я без ответа вопрос о наличии на мне одних только трусов, — где ты взял баллон?

— И ты туда же, — благодушие Петровича тут же улетучилось.

— Так где?

— Где-где? Был он у меня, от прошлой квартиры остался.

— А скажи-ка мне ещё вот одну вещь, — повторился я. — Какого он года выпуска, и где ты его заправлял?

— Да какая тебе разница, — возмутился сосед. — Баллон рабочий на сто процентов.

— Стой, никуда не уходи, я сейчас спущусь, — приказал я Петровичу. — И не вздумай тащить баллон в дом!

Возможно, взрыв был не предопределён, и в обычном течении времени сосед удачно провёл ремонт. А может, баллон взрывается в любом случае. Если это значимое событие по мнению балахонщика, то предотвращение катастрофы зачтётся мне на том свете. Ну а если нет, то вправить мозги Петровичу стоит. Вырвусь из петли, а он через неделю устроит что-нибудь покруче, например, сломает несущую стену, и часть дома рухнет. Быстро натянув джинсы и так и не поглаженную футболку, я выскочил в коридор.

Сосед меня не послушался и, пыхтя и матерясь вполголоса, затаскивал баллон на второй этаж.

— Твою мать, Петрович, ну я же просил!

— Просил он, — огрызнулся сосед. — Лучше бы помог.

— Никуда ты дальше не пойдёшь, — заявил я. — Вертай баллон на улицу.

— Чего? — от возмущения у соседа аж задрожала челюсть.

— Ты где его заправлял?

— На АГЗС, где же ещё?

— Под завязку?

— А как же, — ответил Петрович.

— А сколько лет, говоришь, баллону?

— Не знаю.

— Как же тебе его тогда заправили?

— Так и заправили, — снова огрызнулся сосед. — У меня там знакомые работают. Дай пройти!

Петрович чуть приподнял опасную ношу и попытался протиснуться мимо меня, но носок его ботинка соскочил со ступеньки. Сосед чертыхнулся и полетел вниз. Вместе с баллоном.

Я ещё успел заметить, как вентиль ударился об стенку. Было не больно.

Глава 4

«Дальше вы не пройдете, пока не получите бумаги»

— Ты сегодня рано.

Вновь передо мной сидит человек в чёрном балахоне. Вновь знакомая пустая шахматная доска. Но на этот раз начало нашего разговора иное. Сильно иное.

— Так получилось, — пожал плечами я. — Ты сегодня тоже другой.

— Нет, я такой, как всегда, — повторил моё движение балахонщик.

— Ответишь тогда на пару вопросов? Не так, как всегда.

— Лишь на пару, потом наше время истечёт.

— Как выйти из временной петли?

— Ты потратил один вопрос на ответ, который и так знаешь — тебе нужна удача.

— Но как я могу понять, сколько её у меня?

— Я думал, ты спросишь другое, — с сожалением в голосе произнёс балахонщик. — Нужно пожелать её узнать.

— Я желал! —