Читать книгу - "Нефрит. Огонь. Золото - Джун Ч. Л. Тан"

Ама садится на пол и укрывает мне плечи одеялом.

– Раздумываешь, не продать ли его? – Я киваю. – Не делай этого, – твердо возражает она. – Это фамильная вещь, единственное, что осталось тебе от родителей.

– Я совсем их не помню, – возражаю я. Возможно, они меня бросили. Или давно мертвы. Память сохранила лишь смутное очертание чьего-то лица и звук голоса. Мои отец и мать.

– Дорогое дитя.

Ама устремляет на меня мутный взгляд своих серых глаз. Ее добрая теплая улыбка как путеводный маяк, направляющий через мрачные океанские глубины. Бабушка заключает меня в объятия, и я сразу же чувствую себя защищенной, несмотря на то, что из-за болезни она сильно исхудала и ослабла.

– Зачем ты спасла меня? Почему не отдала в руки священников Дийе? – вопрошаю, нежась в коконе ее рук. – Почему не испугалась, узнав, что я наделена магией?

– Потому что любая жизнь представляет ценность…

– …И каждый ребенок заслуживает своего счастливого шанса, – заканчиваю я.

Ама гладит меня по волосам.

– Ты была всего лишь маленькой девочкой, а не демоном и не монстром, что бы там ни говорили священники.

– Но иногда я что-то ощущаю внутри, хотя и не жажду никакой магии. Она меня пугает. Она… – Я умолкаю, пожимая плечами. Все эти годы из страха угодить в лапы священников или навлечь беду на аму за то, что укрывает меня, я старалась сдерживать свою магию. Когда была младше, это давалось мне куда проще. Всего-то и нужно было не думать о магии. Забыть, что она вообще существует. Но постепенно внутри меня, уж не знаю, почему, появились другие ощущения.

Совсем недавно, когда еще работала в таверне, я случайно заморозила чай в чашке, потому что Олд Пэнг орал на меня, и я едва соображала от злости. Хвала небесам, он ничего не заметил.

– О магии мне ничего не известно, зато я отлично знаю внучку, которую вырастила. Ты никому не причинишь вреда. – Ама намеренно выпрямляет спину. На ее лице появляется выражение, свидетельствующее о прошлом болезненном опыте. – Я живу на свете так давно, что застала времена, когда мир был зелен. Зеленее, чем запомнился тебе. Повсюду бурлила жизнь, не то что сейчас: куда ни посмотри, увидишь лишь бесконечную пустоту. Отчего же пустыня продолжает расползаться, когда эти мнимые святоши истребляют всех, кого называют тяньсай?

Обвинить священников Дийе в том, что они мнимые, равносильно призванию беды на свою голову, но аме нет до этого дела. Она продолжает говорить, задорно сверкая глазами, будто долго собиралась и теперь, наконец, время пришло.

– В стародавние времена все было по-другому. Мы не говорим об императоре, который был до Гао Луна, потому что это запрещено. Однако он не верил в то, что тяньсай – демоны или монстры. Хорошим он был человеком, благослови небеса его душу.

Я тоже слышала о мирном правлении Рен Луна, но собственных воспоминаний у меня почти не сохранилось. Мне было всего шесть лет, когда он умер – незадолго до того, как ама взяла меня к себе.

Она пытается продолжить рассказ, но заходится в сильном приступе кашля. Ей определенно требуется лекарство. В голове молнией проносится предложение лекаря, от которого мне снова делается дурно.

Я подношу бабушке чашку воды.

– Тебе нужно отдохнуть, ама. Завтра поговорим.

Она засыпает, а я остаюсь сидеть в темноте, вспоминая, каким я тогда была маленьким грязным оборвышем, слоняющимся по улицам Шамо. Ноги у меня болели, и я крепко сжимала в кулачке перстень. Все вокруг делали вид, что не замечают меня, и спешили прочь. Наконец я попалась на глаза возвращающейся в свою деревню повитухе. Снежинка у меня в руке служила неопровержимым свидетельством того, что я наделена магией. Любой другой на месте амы просто ушел бы или отвел меня прямиком к священникам Дийе, рассчитывая получить вознаграждение.

Но не она.

Помню собравшиеся вокруг ее глаз морщинки, когда она наклонилась ко мне и спросила, как меня зовут.

«Ан», – ответила я.

«Какое красивое имя», – произнесла она.

Сердце у амы большое, а вот кошелек тощий. Ее собственных детей и внуков унесла чума, свирепствовавшая несколько лет назад во многих странах, поэтому она взяла меня к себе и воспитала, как родную внучку. Бабушка – это вся моя семья. Продав перстень, я сохраню ей жизнь.

Но одновременно потеряю единственную ниточку, связывающую меня с настоящими родителями.

На глаза мне наворачиваются слезы, и я яростно моргаю, чтобы не дать им пролиться. Ли Го известно о моем стремлении покинуть Шамо, но ему никогда не понять, сколь многим я обязана аме. Я не могу бросить ее и не стану смотреть, как она страдает. Еще раз погладив пальцем перстень, я убираю его в мешочек и прячу под подушку, стараясь подавить бушующие в груди эмоции.

В пустыне нет места сентиментальности. Смотри-ка, вот ты и научилась не плакать.