Читать книгу - "Его Высокоблагородие - Александр Башибузук"

Бывшая Османская империя.

Константинополь.

Район Пера. 3 февраля по старому стилю. 1920 год. 07:00

Ясмина, так же, как и вчера, ушла с рассветом, пояснив, что таким образом заботится о своей репутации. Я не стал удерживать гречанку, да и не до нее мне было, честно говоря.

Дело в том, что вчера, возвращаясь домой, мы встретили на набережной одного довольно странного нищего. Весь в пыли, одетый в жуткие лохмотья, он представлял собой довольно жалкое зрелище. Ничего в этом примечательного не было, подобные персонажи встречаются в Константинополе на каждом углу, но этот попрошайка выделялся тем, что не просил милостыни, как множество ему подобных, а просто сидел и наигрывал на дудочке мелодию, в которой я неожиданно опознал «Полет Валькирий» Вагнера.

Слегка проникнувшись, я бросил ему в миску несколько мелких монеток. Нищий что-то непонятно забормотал, благодарно кивая, и одновременно спрятал от меня свое лицо, и так почти до глаз закутанное в рваный башлык.

Особого внимания я на это не обратил, мало ли что, может, человек еще не до конца потерял свой стыд, но какое-то внутреннее чувство все-таки не давало мне покоя весь обратный путь до пансионата.

А под самое утро пришла неожиданная разгадка.

Почти на сто процентов этот попрошайка и Зиберт — были одним человеком. Этим и объяснялось то, что нищий прятал от меня лицо и кутал его в рванину, маскируя свои приметы. А еще одной подсказкой стала мелодия. Откуда-то из глубин остаточной памяти всплыло воспоминание, что Вагнер был его любимым композитором.

Разгадка принесла множество вопросов, на которые я стал лихорадочно искать ответы. А что, если местом встречи был назначен Константинополь, и фон Нотбек не прибыл на явку? Тогда, если он меня опознал, то какого хрена прятал свое лицо? Не хочет быть узнанным, потому что чувствует с моей стороны опасность? Какую? Ожидает, что я попробую завладеть его ключом и частью номеров счета? Но без меня он в любом случае не сможет снять даже копейки... Гм... в та-ком случае сам по себе напрашивается вывод, что Зиберт в свою очередь планирует то же самое, но уже в моем отношении. Вот же курица эта императрица. Какого хрена подписывать на дело людей, которые не переваривают друг друга? Чтобы они глотки друг другу за золотишко перегрызли? Тьфу, идиотка царственная...

— Не многовато собралось жаждущих твоей кровушки, барон? — буркнул я своему отражению в зеркале. — Поберечься бы надо, дружище...

Немного поразмыслив, решил сориентировать на Зиберта своих архаровцев вместе с бойцами Сержа Полански, после чего принялся готовиться к сегодняшним встречам. К десяти часам утра я уже был у того же особняка, в котором встречался с «черным бароном» в первый день своей константинопольской эпопеи.

Все повторилось: охрана на входе, потом секретарь-референт отвел меня в кабинет с Врангелем.

Будущий верховный главнокомандующий принял меня довольно сухо. Судя по его мрачному лицу, он был сильно не в духе. Проигнорировав приветствие, барон тряхнул мне руку, показал на кресло напротив себя, подвинул ко мне пепельницу по столешнице, после чего без лишних слов взялся за папку с рапортом.

И не прерывался до тех пор, пока не прочитал последний лист. Затем неспешно достал портсигар, подкурил папиросу, глубоко затянулся и только после этого произнес первые слова с момента нашей встречи.

— Впечатлен, Георгий Владимирович, — говоря, Врангель ни на йоту не менялся в лице, оставаясь таким же хмурым. — Впечатлен... Учитывая, что работа была проделана за столь мизерные сроки, результат просто великолепный.

Я просто промолчал, решив не влезать с ремарками.

— Особенно... — барон звякнул голосом, — сведения о работе некоторых наших офицеров из миссии Юга России в Константинополе на разведку других сторон. Уверяю, все необходимые меры будут нами приняты.

— Не сомневаюсь, ваше высокопревосходительство.

— Кстати... — будущий верховный главнокомандующий прищурился и заглянул мне в глаза.

— Недавно я узнал, что кто-то вырезал под корень почти всю польскую резидентуру. Соответствующие службы союзников грешат на красных, но... — Врангель сделал паузу и неопределенно махнул сигаретой, оставившей за собой причудливое облачко дыма в воздухе, — зная вас и учитывая подозрительно большое внимание, уделённое полякам в докладе, склонен думать, что к этому безобразию приложили руку вы, Георгий Владимирович.