Читать книгу - "Первое правило диверсанта - Роман Белоцерковец"

Я поехал ногой в скользком сгустке, споткнулся, полетел вперед головой, выставив в сторону левую руку. Правую вместе с автоматом поджал под себя и проскреб рукояткой затвора по полу, высекая искру. Признаться, перепугался страшно, да и разбился будь здоров. Правое колено и грудную клетку саднило и грело как от перечной припарки.

Когда направленный на меня луч света подствольного фонарика Монаха выхватил из темноты пол и стены коридора, первое, что я увидел, это отражение собственных обезумевших глаз на глянцевой поверхности лужи остывающей крови.

— Ты как? — спросил Монах.

Я не ответил. Махнул рукой, давая понять, чтобы он выдвигался вперед. И только когда он обошел меня и побежал дальше, поднялся, скривив от боли лицо. Метров около ста я трусил, неловко ступая на ушибленную ногу, дальше пошло немного лучше. Спустя еще какое-то время боль отпустила, я поравнялся с Монахом и бежал след в след, практически наступая ему на пятки.

Мы миновали коридор. Вновь последовали ряды высоких, теряющихся в сгущающейся у потолка тьме вершины шкафов и бесконечно длинных, параллельных линий скамеек. Они ни разу не пересекались, ни с чьей жизнью, только разве что в мою внесли долю определенной сумятицы.

Долгое время ничего не было слышно, кроме гулких отзвуков наших торопливых шагов в полупустом пространстве бомбоубежища. Они резонировали с шуршанием струи колышущейся у виска, и это в какой-то степени успокаивало. Будто баюкала добрая мачеха, как родная мать:

— Спи, усни. Спи, усни. Тук-тук, тук-тук-тук. Спи, усни. Спи, усни. Тук-тук, тук-тук-тук. Спи, усни. Спи, усни. Тук…

Но тут снова раздались выстрелы! Как в ватное одеяло, но уже яснее и настойчивее, нежели прежде. Будто испуганный новобранец, сбиваясь с ритма, отбивал на прохудившемся барабане побудку.

— Быстрее! — крикнул я Монаху.

Мы ускорились.

Стрельба становилась все отчетливее.

Луч фонаря выхватил приближающийся с каждым шагом распахнутый створ высокой, обшитой дюймовыми пластинами брони, двери.

Мне хотелось обогнать Монаха; казалось, что он плелся как черепаха; экзальтированная, рвущаяся на волю, неподдающаяся контролю субстанция выжигала нервные окончания, доводя внутренний порыв до самого высокого градуса. Но Монах освещал дорогу, и только это обстоятельство сдерживало меня от необдуманного рывка вперед.

Миновав тяжелую запорную дверь бомбоубежища, мы кинулись вверх по лестнице. Стрельба не умолкала ни на секунду: не знаю, что там произошло, но мнилось, что все демоны всех возможных бездн разом обрушились на находящихся в вестибюле людей, а те полосовали автоматными очередями пространство, выбивая пулями на стенах охранительные пиктограммы.

Последний поворот!

Мы как вихрь миновали его.

Оставалось метров двадцать. Длинные, смертельные трели не только зазвучали в самой середине черепа, но и ослепили отблесками вспышек.

Мы выбежали на открытое пространство. Фонарь выхватил две прижавшиеся к полу у разнесенных вдребезги стеклянных дверей фигуры, ведущие ответный огонь по продольной площадке, венчающей два противоположных лестничных подъема. Из-за перил отвечали с трех или четырех стволов, я сразу не разобрался. Едва мы обозначили свое присутствие светом, по нас открыли огонь обе противоборствующие стороны.

— Убери свет! Выруби его на хер!

Пули щелкали по стенам. Во рту появился привкус мела. Мы кинулись в разные стороны, укрываясь от убийственного шквала, я спрятался за угол, Монах нырнул вбок от бьющих по нас с двух углов автоматчиков, и только после этого он выключил свой поганый фонарик!

Я взял на прицел ближайшую вспышку и, матерясь на чем свет стоит, открыл по ней огонь.

Двумя первыми очередями подсек автоматчика. Сквозь шум стрельбы я услышал, как он всхлипнул и упал на пол. Второй наемник стрелял из-за колонны. Достать его никак не получалось. Монах в бой не вступал. Меня волновало — не зацепило ли его, и в этот момент он открыл огонь по лестнице.

Магазин опустел, я спрятался за угол и перезарядился. Передернув затвор, вновь вклинился в перестрелку, и почти сразу пришлось укрыться: тот наемник, что бил из-за колонны, положил возле моей головы с десяток пуль. По ребру что-то скользнуло, не больно, но с каждой секундой возрастало ощущение жжения, будто к боку приложили туго скрученную суровую нитку и с силой теранули ею по коже. Я присел, чувство жжения усилилось, куртка намокла. Но по тому, как дышалось легко и без рези, понял, что рана поверхностная. Из нижнего положения без особого успеха расстрелял второй магазин, перезарядился.