Читать книгу - "Рогал Дорн. Крестоносец Императора - Гэв Торп"

Великий крестовый поход не вправе останавливаться, пока Империум не достигнет полного расцвета. Во мне самом проросла ненависть к Капыкулу, но я не могу допустить, чтобы она укоренилась, ведь возможно, что вскоре они станут такими же верными слугами Императора, как и я. Их культура, их технологии, их люди — всё будет частью единого Империума Человечества.

Сейчас это трудно вообразить, но, предположим, через год или десятилетие я смогу встретиться с кем-нибудь из них в мирное время. Мы выпьем вместе, поднимем тост за павших товарищей и поразмышляем обо всём, что нас объединяет, а не о том недолгом противоборстве, что разделяло нас. Вот каким окажется истинное наследие нашего грандиозного начинания, когда отгремят залпы последних битв».

— Нам по природе свойственно защищаться, когда на нас нападают, и в наших битвах пали многие бойцы с обеих сторон, — произнёс Рогал Дорн, стоя на возвышении, с которого прежде выступали ораторы в сенате Континуума Капыкулу. Само помещение представляло собой не очень большой зал, куда едва вмещалось тридцать делегатов, а сейчас примарх со своими стражами-хускарлами занимали его почти целиком. — Однако цивилизованным существам свойственно преодолевать свою природу, полагаясь на разум и рассуждения.

Пятнадцать представителей сената Капыкулу, переживших нападение 45-го штурмового кадра на правительственный центр, связались с примархом и пообещали лично гарантировать капитуляцию мира. Сейчас на всей планете действовал режим прекращения огня. Если верить утверждениям сенаторов, падение их мира обещало послужить толчком к тому, что сдастся весь Континуум, на что изначально и надеялся Дорн. Гидореас внимательно наблюдал за Незримыми, стараясь понять выражения их лиц. Со стороны казалось, что эти мужчины и женщины пришли на собственные похороны, хотя сенаторов неоднократно заверяли, что никто не станет карать их за войну против Империума.

Их настороженность была объяснима.

— Мы предложили безоговорочную капитуляцию, однако не можем гарантировать безопасность для всех ваших людей, — сказала женщина, одетая в чёрное платье и серебристый жакет, воротник которого, как и серебряную ленту вокруг её лба, усыпали маленькие самоцветы. — Возможно, среди наших военных есть командиры, которые откажутся выполнить приказ. Мы не можем обещать с уверенностью, что всё обойдётся без сопротивления или волнений. Многие потеряли своих близких, и, вероятно, наши люди пожелают уравнять счёт.

— Ничего неожиданного, — ответил Дорн, не повышая голоса. — Наши с вами люди будут работать вместе, чтобы установить настоящий прочный мир в ближайшие дни и годы. Согласие — это процесс, а не разовое действие. Мы проявим гибкость везде, где только возможно, ибо не ищем возмездия ради самого возмездия. Наши итераторы будут трудиться вместе с вашими органами власти, чтобы смягчить недовольство и распространить среди вас все блага Империума, как я и обещал. Взамен мы многому научимся у вас, что принесёт пользу всему человечеству.

— Вы говорите о варп-путях, — проговорил дородный пожилой сенатор с седыми волосами до плеч, одетый в серо-голубую рубашку и брюки того же цвета. На скамье рядом с делегатом лежал белый пиджак, а его лоб охватывала полоска с драгоценными камнями, похожая на ту, что носила женщина, говорившая до него, но с иным расположением самоцветов. — Не думаю, что они особенно пригодятся вам. Как и многие достижения нашей цивилизации, научные основы их создания потеряны для нас. Они — наследие наших блестящих пращуров, живших после Времени Горестей.

— Да, ваши латентные пси-связи с окружающей средой, а также с вашими кораблями и оружием хорошо объясняют, каким образом вам так долго удавалось сдерживать нас. — Рогал Дорн переводил взгляд с одного посланника на другого, обращаясь к ним всем, как к одному человеку. — Тайны множества технологий Тёмной эпохи пока ещё не раскрыты, но вместе мы придём к их пониманию. Если вы предоставите нашим союзникам из Марсианского Механикума применяемые вами имплантаты, возможно, они сумеют разработать эквивалент, не требующий инвазивного внедрения.

Сенаторы в замешательстве переглянулись и принялись о чём-то перешёптываться. Затем вперёд выступила женщина, которая уже обращалась к Дорну.

— Вы говорите об узах разума так, будто мы выбираем, носить их или нет. — Казалось, что она испытывает боль, хотя Гидореас не замечал на ней никаких ран или травм. Делегат коснулась виска дрожащей рукой. — Они определяют нас как часть Континуума Капыкулу. Они — шрам, оставшийся у нас со Времени Горестей, когда мы трудились и умирали во имя Регентства.

— Эти термины мне ни о чём не говорят, — мягко сказал Дорн, сходя с возвышения. — Ты называешь «узами разума» волокна в твоём мозге, так? Что за Регентство дало их вам?

Сенаторы покачали головами и прошептали непонятный Гидореасу наговор. При этом Незримые касались бровей пальцами, а затем, расставив их, прикладывали руку к сердцу.

— Регентство Доэта, наши поработители на протяжении тысячи лет, — произнесла женщина, завершив странный ритуал почитания. — Их миры зиждились на одной лишь силе мысли, тогда как наши предки были тупы, а их умы ограничены. Регентство Доэта изменило их. Не для того, чтобы они совершали столь же великие деяния, как их хозяева, но с тем, чтобы они внимали требованиям господ, поступали так, как те пожелают, выполняли вместо них тяжёлую работу. Узы разума стали для нас поводком, кандалами, которыми владыки приковали нас к себе, когда кнуты и оружие не истребили в нас тягу к свободе.

— Откуда они у тебя? — спросил примарх. — Ты говоришь о Регентстве так, словно его больше нет.

— Доэты умерли — так утверждают легенды. Сгинули, вопя от ужаса. Наш народ восстал, бежал и прибыл сюда. В нас до сих пор живёт наследие Капыкулу. Узы разума неотделимы от нас. Они растут вместе с нами, и с нами же умирают... Вижу по вашим глазам, что вы начинаете понимать. Ваши крушители умов не сумели их укротить, верно?

— Вы родились с ними. Регентство изменило вашу генетику так, что эти психические нити вырастают в вас. — В голосе Рогала не звучали эмоции, но Гидореас понимал, что его господин с трудом сдерживает волнение, стремительно растущее в нём. Хускарл не видел Дорна таким с тех самых пор, как Дети Императора поспешили сорвать