Читать книгу - "Ловцы книг - Макс Фрай"

рисуют новые карты и подписывают их на своих языках, но как бы ни изменялись очертания и названия государств, Вильнюс неизменно стоит на границе не только в высоком сакральном, но и в понятном житейском смысле. Большое всегда повторяется в малом, а тайное отражается в явном. Так повелось.

• Что мы знаем о Вильнюсе?

Что он – источник нездешней силы и несбывшейся радости, тайное сердце живого мира – того, каким он мог бы и должен был быть. Это сердце всё ещё бьётся, хотя невыносимо болит.

• Что мы знаем о Вильнюсе?

Что я здесь сейчас.

Вильнюс,

Ноябрь 2020

– Выглядите, как будто за вами гонятся демоны ада, которых вы уже победили, но почему-то не взяли положенный приз, – говорит Данка, встречая нас на пороге с горячим глинтвейном. – Затем и гонятся, собственно: отдать, что вам причитается. Чтобы всё по-честному. А вам эту хрень неохота с собой таскать.

– Вот чего-чего, а демонов не было, – отвечает ей Тимка. А Самуил добавляет:

– Зато приз явно был.

– Нахренспляжика! – орёт Надя, обнимая кота, который выскочил ей навстречу. – О, великое чудо! Ты сегодня не выходной!

Данка кивает:

– Да, мы выбились из графика. Звери сегодня так на работу просились, что грех было не взять. Оба! Увидели, что я одеваюсь, сами залезли в переноску и смотрели оттуда пронзительно. Гипнотизировали меня.

– Я сырники сделал, – объявляет Артур трагическим голосом. – Дико вкусные. Но некрасивые, потому что я положил слишком мало муки. Потому собственно и вкусные! Вечно с ними такая беда.

– Если хочешь, мы можем закрыть глаза и съесть их наощупь, – предлагаю я.

– Можно выключить свет, – присоединяется Данка. – Все эти наши музейные супер-лампы. Объявить выходной в галерее и мрачно бухать при лучине. В смысле, культурно посидеть при свечах.

– Сегодня понедельник. В понедельник галереи обычно закрыты, – соглашается Труп, разобравший из её монолога, можно спорить, только «выходной в галерее» и страшно довольный, что понял смысл.

– Сырники не настолько страшные, чтобы прям невозможно было смотреть, – смеётся Артур. – Но выключить лампы – тема. При свечах мы тут давно не сидели. Кажется, аж с зимы.

– С твоего дня рождения, – напоминает Наира. – Это было специальное праздничное блюдо: свечи без пирога. Мы ещё с Андреем тогда поспорили, ты уже рыба, или ещё водолей. И каждый тут же нагуглил свою правду. А Дана сказала, твой знак зодиака называется «Море По Колено». И длится всего один день.

– Вот как ты всё это запоминаешь? – изумляется Данка. – Мы же чёрт знает что непрерывно, не затыкаясь, метём!

– Не всё, к сожалению. Но знак зодиака запомнила. У меня папа тоже родился двадцатого февраля.

– Вот я думаю, куда их поставить? – хмурится Артур, извлекая откуда-то с полки свечи-стаканы. – Чтобы звери нечаянно не подпалили хвосты.

– Если не ставить свечу прямо мне на колени, Раусфомштранд в безопасности, – улыбается Надя, уже погребённая под котом.

– А, ну да. И мне на голову лучше тоже не ставить, – спохватывается Артур и бережно, одним указательным пальцем гладит куницу Артемия, который сидит у него на плече с возмущённым выражением морды: «сам ты, придурок, подпалишь свой хвост!»

Я беру сырник из миски – совершенно нормальный, кстати, не понимаю, что Артуру не так, – и не сажусь, а падаю в кресло рядом с Надей, смутно виднеющейся из-под кота. Надо же как я устала! До сих пор удивляюсь тому, что в принципе могу уставать. Но при мощности примерно в полтора человека (ладно, сверхчеловека) с моими привычками проще простого себя загонять.

Зато отдохнуть мне тоже проще простого. Вот как сейчас – молча сидеть, вытянув ноги, смотреть сквозь полуприкрытые веки, как гаснут лампы и загораются свечи, как от них становится оранжевой темнота, как кто-то проходит мимо и кажется не человеком, а порывом тёплого ветра – всегда бы так! – как пляшут и светятся наши прозрачные тени, взирая на нас с потолка. Слушать, как барабанит по окнам только что хлынувший дождь, как звенят стаканы и рычит кофемолка, заглушая божественный визг Нины Хаген, как Данка спорит с Артуром: «Джин-тоник нормально пойдёт под сырники, не буду я заваривать чай!» – а все остальные смеются, и улыбаться за компанию с ними краешком рта, ощущая сперва только сердцем, а после всем телом, всем домом, городом, миром, каждым слоем атмосферы планеты: как же я вас – нас! – сейчас и всегда люблю.

Любовь – моё топливо. Не в переносном смысле. Я работаю на любви, как автомобиль на бензине, или что ему там заливают в бак. Пока я люблю, я продолжаюсь, а вместе со мной продолжается эта история, которую вы вот прямо сейчас читаете, такая у нас тут игра.

Наконец я встаю и беру с подоконника свой рюкзак. Он довольно тяжёлый. Тяжёлый! Какое же счастье, а.

Говорю Данке:

– Чуть не забыла. Я же с гостинцем. Будем считать, это приз от тех самых демонов ада, которых мы победили по дороге сюда, – и ставлю перед ней бутылку розового вина.

В кои-то веки догадалась стащить бутылку у Тётки, на всякий случай, вдруг она в рюкзаке останется. Теоретически, не должна бы, но листья-то у меня всегда остаются. Бутылка ничем не хуже. И – вуаля!

Данка хватает бутылку и смотрит на этикетку.

– Я такого не знаю, – наконец говорит она. Достаёт телефон, фотографирует этикетку. – И Vivino[26] её не знает! То есть, пишет, восемнадцатый год, регион Саленто, но это вся информация. Предлагает быть первой, кто поставит оценку. Где ты такое взяла?

– В холодильнике.

В отличие от Ловцов, я не вру вообще ни на каких языках; как и они, я умею выкручиваться – сказать только часть правды, или пожать плечами и промолчать. К счастью, Данке моего ответа достаточно. Она сама великая мастерица трансового шопинга – зайти в супермаркет, думая о своём, купить, что подвернулось под руку, сунуть куда-нибудь и забыть, а полгода спустя обнаружить и удивляться: ой, а что это? Откуда оно у меня?

Говорю:

– Я тоже это вино не знаю. В одиночку пробовать неинтересно. Поэтому принесла. Подели между всеми. Будет совсем по чуть-чуть, но для дегустации в самый раз.

– А не так уж и мало вышло! – удивляется Данка, разлив вино в десять бокалов, по числу собравшихся в «Крепости» нас. – Некоторые бутылки не то, чем кажутся. Я давно заметила, как по-разному делится формально один и тот же литраж.

Так от тебя же зависит. От твоего настроения, – весело думаю я. – Когда ты хочешь, чтобы на всех хватило,