Читать книгу - "Кукла-талисман - Генри Лайон Олди"

– Торюмон Рэйден, дознаватель! – доложился я по всем правилам.

Господин Сэки в моем докладе не нуждался, хоть я и явился по его вызову. А то он не знает, кто я есть! Знает, конечно, и заранее поджал губы с такой миной, будто съел тухлую креветку. Представлялся я для гостя, ради которого меня и вызвали.

Если гость не пришел с заявлением о фуккацу в мой крошечный кабинетишко, а напротив, ради этого гостя меня вызвали в огромный кабинетище Сэки Осаму, послав за мной не кого-нибудь, а лично секретаря Окаду – тут гляди в оба!

Я и глядел.

Гость тоже глядел. Взгляд у него оказался цепкий до крайней неприятности. Меня раздели, освежевали, выпотрошили, оценили и вернули в исходное состояние, не потратив на это больше времени, чем требуется для трех глотков чая. Святой Иссэн рассказывал, что чашки для чайной церемонии именно такие – на три глотка.

Мне даже пить захотелось.

– Прошу вас, – гость указал рукой на циновку, расстеленную напротив него. Мое состояние от него не укрылось: должно быть, он читал меня как развернутый свиток. – Я Хасимото Цугава, рад знакомству. Выпейте с нами чаю!

Особой радости, впрочем, он не выказал. Хмурился, кусал губы. Было видно, что господин Цугава в скверном расположении духа, и – хвала небесам! – не я тому причиной. Властность составляла бо́льшую часть природы этого человека. Она проявлялась бессознательно, не нуждаясь в приказах, требованиях или повышенном тоне. В чужом кабинете гость вел себя так, словно был здесь хозяином.

Занимая указанное место, я сообразил, с кем имею дело, и забеспокоился всерьез. Ну конечно же, Хасимото! Старший брат начальника городской стражи. Скажи он слово, поведи бровью, и моего отца ждет повышение – или строгое наказание. Младший брат всегда прислушается к мнению старшего. Да и мне лучше не сердить этого человека. Один из числа знатнейших самураев Акаямы, господин Цугава был личным вассалом князя, хранителем княжеского меча – должность высокая, почетная, но уже сотню лет как номинальная, не связанная с великими трудами. На празднествах или поминальных обрядах хранитель шествовал за князем, неся меч на руках, будто младенца – или ехал верхом, или сидел на помосте, но всегда с мечом. Потом он возвращал меч к алтарю рода Сакамото, где курились благовонные свечи в честь предков властителя. За сохранностью меча, выкованного в кровавые времена знаменитым кузнецом, следили лучшие оружейники города, хранитель же следил за оружейниками, чтобы не дали промашки.

Пятнышко ржавчины – и многие животы оказались бы вспороты.

За это господин Цугава получал жалованье: более трехсот двадцати коку риса в год, не считая подарков, чья стоимость превышала жалованье. Увы, подарки не считались доходом, а значит, вели князь господину Цугаве покончить с собой, тому пришлось бы делать это не дома, со всеми возможными удобствами, как дозволялось самураям, чей доход превышал пятьсот коку, а во внутреннем дворе городской тюрьмы, на голом песке.

Как сказал печально известный ронин Икигава Дзюннэн, сочиняя свой предсмертный стих: