Читать книгу - ""Полярис" - Джек Макдевит"

– Можно с вами немного поговорить, профессор?

– Я в вашем распоряжении. – Он обвел взглядом комнату. – Отель?

– Да.

– Где мы?

– В Вальпургисе.

– Ах да, курорт. Знаете, сомневаюсь, что я вообще хоть раз был в отпуске за всю свою взрослую жизнь.

– Не было времени?

– Не было желания, – улыбнулся он. – Вряд ли мне понравилось бы в таких местах.

– Скорее всего, нет, – согласилась я. – Профессор, вы немалого достигли за свою карьеру, но больше всего известны усилиями по продлению жизни.

– Приятно слышать от вас, что я внес кое-какой вклад в науку. Но главного мне добиться так и не удалось.

– Люди продолжают стареть, в этом дело?

– Да. Людей до сих пор предают их собственные тела, которые живут недолго, а затем начинают разрушаться.

– Но разве это не естественный ход вещей? Что случится, если люди перестанут умирать? Где им всем поместиться?

– Полагаю, естественный ход вещей – это когда люди бегают по земным лесам, охотясь на оленей и диких свиней. Когда они сами становятся добычей зверей. Когда они жгут костры в ночь, подобную этой. На улице действительно так холодно, как кажется?

– Да.

– Вы предпочли бы жить так? Подобно своим далеким предкам?

– Из меня не выйдет охотника. Нет.

– И добычей вам тоже стать не хочется. Поэтому ответ на первый вопрос – отрицательный. Вы спрашиваете: что случится, если люди перестанут умирать? Начнем с того, что постановку вопроса я считаю в корне неверной. Скорее, нам следует знать, что случится, если люди смогут как угодно долго оставаться молодыми и здоровыми. Начнем с того, что мы одним махом уничтожим бо́льшую часть человеческих страданий. Не все, конечно, – это не в наших силах. Но если мы сможем устранить неизбежность похорон, остановить медленную деградацию, сводящую людей в могилу, – это станет бесценным даром для человечества.

– Профессор, многие считают, что смерть – это не так плохо, ведь слишком долгая жизнь делается невероятно скучной…

– Лишь потому, что тело становится негибким и хрупким. Очень легко что-нибудь сломать, запасы энергии иссякают…

– Говорят, что такая жизнь – тяжкое бремя для самого человека и для его семьи…

– Причина этому – все та же слабость. Конечно, совсем уж дряхлые старики становятся бременем для всех. Я предлагаю сделать так, чтобы люди не доходили до этого состояния.

Я продолжала упорствовать:

– Возможно, само искусство возникло благодаря тому, что мы осознаем мимолетность прекрасного. Мы понимаем, что смерть, в числе прочего, делает нас людьми и что люди должны уступать место своим детям.

– Чушь. Чейз, вы несете вздор. Все это прекрасно, пока речь идет о чем-то абстрактном. Смерть как часть человеческого существования приемлема лишь до тех пор, пока мы говорим о ком-то другом, ведем беседы о статистике и о посторонних, желательно незнакомых, людях.

– Но если бы вам удалось добиться успеха, куда девать столько людей? У нас нет ни бесконечного жизненного пространства, ни ресурсов.

– Конечно нет. За это придется заплатить. Перестать размножаться.

– На такое никто не пойдет.

Он улыбнулся с таким видом, будто слышал эти слова уже много раз:

– Думаете?

– Уверена.

– А я утверждаю: если предложить молодой паре выбор – иметь детей или вечно жить, обладая молодыми телами и не рискуя потерять друг друга, ответ будет вовсе не таким, как предсказываете вы.

– Вы действительно в это верите?

– Разумеется.

– Значит, мы перестанем заводить детей?

– Сколько-то детей заводить придется – на замену тем, кто погибнет от несчастных случаев. Тут придется подумать, но это мелочь.

– А как насчет эволюции?

– А что с ней?

– Человечество перестанет развиваться.

– Вероятно, оно перестало развиваться вскоре после того, как люди слезли с деревьев. – Он вздохнул. – Ладно, может, я слегка преувеличил. Но вы действительно верите, что ваш далекий потомок будет умнее вас?

Пожалуй, я не верила в это. Впрочем, я считала, что многим людям еще предстоит долгая эволюция.

Не дождавшись моего ответа, он продолжил:

– Мы не обязаны давать природе то, чего она желает. Мы обязаны создавать комфортные условия для самих себя, обеспечивать возможность вести плодотворную жизнь, устранять страдания и деградацию, на которые обрекает нас естественный порядок, сохранять индивидуальность каждого. Что касается эволюционистов… если им нравится умирать, пусть идут на смерть добровольно. Если мы действительно хотим обладать более сильными телами, на помощь уже сейчас готова прийти генная инженерия. Если мы хотим, чтобы люди были умнее, давайте использовать развивающие технологии.

– Не знаю, профессор. Мне кажется, это как-то… неправильно.

– Лишь потому, что люди стареют и умирают уже несколько миллионов лет. Мы привыкли и делаем вид, будто смирились с этим, как и с любой другой естественной необходимостью. Мы считаем, что иначе и быть не может. Я сам слышал, как люди – в основном женщины – говорили, что ни в коем случае не захотели бы снова прожить свою жизнь. Но умирать нам не нравится, и поэтому у нас есть религия. Мы всегда пытались обмануть смерть, убедить себя, что мы бессмертны. Мы принимаем физическую смерть и в то же время притворяемся, будто ее не существует.

– Профессор, кто-то сказал, что человечество прогрессирует с каждыми похоронами. С возрастом человеческий разум закостенеет. Не закончится ли все появлением множества старых придурков в молодых телах?

– Да, в этом рассуждении что-то есть. Проблем не избежать. Начальники никогда не уйдут в отставку и не умрут. Слишком мало свежих талантов. Похоронным бюро придется заняться чем-нибудь другим. Политики будут цепляться за свое место до бесконечности в буквальном смысле слова. Но люди как вид всегда отличались высокой приспособляемостью. Самым главным я считаю вот что: если люди перестанут стареть, они будут менее склонны всю жизнь отстаивать одно и то же мнение. Для многих людей их принципы – опора, за которую они цепляются тем отчаяннее, чем ближе конец. Но если никакого конца нет… – Даннингер развел руками: «разве это не очевидно?» – Понадобится время на адаптацию. Но думаю, конечный результат окажется более чем удовлетворительным.

– Что у вас случилось? – спросила я.

– В каком смысле, Чейз?

– Большинство считают смерть, потерю платой за нашу жизнь. Вы потеряли очень близкого человека?

– Подумайте над своими словами. Кто из нас не терял очень близких людей? Отца, сестру, дочь. Друга. Любовника. Мы сидим на поминальной службе и делаем вид, будто они отправились в солнечную страну на небесах. Мы говорим о счастливом потустороннем мире и о том, как хорошо в нем нашим родным. Мы убеждаем друг друга, что мы бессмертны и какая-то часть нас продолжает жить. Но на самом деле, Чейз, каждый в душе знает, что смерть – это смерть. Это навсегда. Как видите, я немолод. Если вы хотите знать, почему я работал над этим, скажу: я видел смерть слишком многих людей. Все просто. Я хочу это прекратить. И я нашел способ. – Он долго смотрел на единственную лампу, горевшую в комнате, а затем сказал: – Мы любим свет.