Читать книгу - "Книга Короткого Солнца - Джин Вулф"

Я тоже не хотел и поэтому сказал, что собираюсь остаться еще на один день, чтобы поохотиться, и, если повезет, у нас на ужин будет свежее мясо. Насколько я помню, на борту в то время осталась только очень соленая свинина, которую мне дал Кабачок; она мне очень надоела, а рыба — еще больше.

Утро следующего дня выдалось ярким и ясным и породило проблему, которую тогда я посчитал серьезной, еще не имея ни малейшего предчувствия о том, что приготовил для меня остров. Саргасс не терпелось пойти со мной, а Бэбби — еще больше, если бы это было возможно; было бы просто жестоко оставить его одного. Тем не менее я прекрасно понимал, что если с баркасом что-нибудь случится, то всякая надежда привезти Шелка в Новый Вайрон пропадет.

Я подумал, не оставить ли Бэбби на борту, как и раньше; но какую защиту может обеспечить молодой хуз? Молодой хуз, я бы сказал, который отнюдь не восстановил все свои силы? Против внезапного шторма — никакую. Против команды какой-то другой лодки, которая войдет в бухту, как и мы? Его просто убьют.

Я также подумывал попросить остаться Саргасс. Но если случится непогода, самое лучшее, что она может сделать — свернуть паруса (а они уже были свернуты) и остаться на якоре в маленькой бухточке, которую мы нашли. Что же касается защиты от экипажа другой лодки, то что может сделать одна молодая женщина, не имея ни оружия, ни правой руки? Против честных людей баркас не нуждался бы в защите. В противном случае ее изнасилуют, убьют или то и другое вместе.

Секунду или две я даже подумывал остаться самому, но Саргасс не могла воспользоваться карабином и легко могла оказаться в опасности. В конце концов, мы все пошли. Без сомнения, это было неизбежно.

Это было тихое, спокойное, уединенное место, чьи густо поросшие лесом склоны, казалось, населяли лишь птицы. Могучие деревья цеплялись за скалы, на которых, казалось, не могло жить ни одно дерево, или погружали глубокие корни в черную почву маленьких скрытых долин. На Зеленой можно встретить бесчисленные деревья, чудовищных каннибалов, в десять раз превосходящих по высоте самые высокие деревья, которые я видел на острове; но они вечно воюют с себе подобными, и их все время беспокоят волочащиеся, извивающиеся, смертоносные лианы, которые казались мне живым воплощением зла с тех пор, как я впервые увидел их.

Здесь не было ничего из того, что было на Зеленой, кроме огромных стволов, утесов и скалистых выступов, напоминающих далекие, возвышающиеся скалы Зеленой примерно так же, как домашний кот напоминает злотигра. В одной из скал мы обнаружили глубокую пещеру с прозрачной холодной водой перед входом, сухую пещеру с потолком, достаточно высоким, чтобы человек мог въехать в нее на высокой лошади, не склонив головы и не сняв шляпы; мы, Саргасс и я, говорили о возвращении туда после того, как привезем Шелка в Новый Вайрон. Мы построили бы стену из толстых бревен, чтобы закрыть вход, и жили бы там в мире и уединении все наши дни, посадили бы сад, ловили бы птиц, мелких животных и рыбу. Было ли действительно преступно с нашей стороны так разговаривать? Я знал, что этого никогда не будет, что Крапива, мои сыновья и фабрика ждут, когда я вернусь на Ящерицу.

И что даже если я не вернусь, этого никогда не будет.

Саргасс, я уверен, этого не знала. Так что с моей стороны было неправильно, жестоко и трусливо разделять ее уютную мечту и поощрять ее в этом. Я должен быть честным. Это было, как сказал бы Шелк, серьезное зло. Это было преступление, а я был (и остаюсь) жестоким чудовищем. Все это правда, но разрешите мне это — я делал и кое-что похуже; в течение получаса мы были так счастливы, как это возможно для двух человек. Внешний может осудить меня за это, но я не могу сожалеть о том получасе.

Если это правда, что в каком-то смысле Шелк и Гиацинт всегда остаются рядом с прудом с золотыми рыбками в Горностае, где я их искал, то не можем ли мы с Саргасс жить в том же смысле в некой сухой пещере среди высоких, покрытых мхом деревьев на острове, который всегда будет для меня «Островом»? Я сказал, что могу быть жестоким, потому что знаю, что это правда; и я знаю также, что вселенная, виток из всех витков, может быть гораздо более жестокой. Я надеюсь, однако, что не настолько жестокой, чтобы лишить даже самый маленький и призрачный осколок моего существа счастья, которое мы с Саргасс познали там.

Наступил момент, когда мне захотелось вернуться на баркас. Мы не видели ни дичи, ни каких-либо признаков ее присутствия; мы все устали, а Бэбби, который сначала шел впереди, принюхиваясь и сопя, отстал. Хуже всего было то (хотя я этого и не говорил), что я не был уверен в обратном пути к баркасу; я боялся, что нам придется идти к берегу острова и пытаться следовать вдоль него, пока мы не найдем маленькую бухточку на севере, в которой мы бросили якорь. Мы уже устали, как я отметил ранее, но еще не двинулись в обратный путь, который грозил стать очень долгим. Казалось более чем вероятным, что мы не сможем обнаружить баркас до тенеспуска.

Саргасс указала на гребень, не очень далекий, но едва видимый сквозь деревья.

— Подожди здесь, — сказала она, — а я поднимусь наверх и посмотрю, что там, по другую сторону. Вы с Бэбби отдохните, а я сейчас вернусь.

Я, естественно, сказал, что пойду с ней, и приложил все усилия, чтобы идти впереди.

— Здесь так много солнца, — сказала она, когда мы карабкались на последний склон. — Там не может быть никаких деревьев. По крайней мере таких больших, как эти.

Я сказал ей, что это, вероятно, большой утес, что мы увидим деревья под ним, и что у нас будет прекрасный вид на остров и море вокруг него. То, что мы действительно увидели, когда поднялись на гребень, было менее драматичным, но гораздо более странным.