Читать книгу - "Исход. Первый пояс - Михаил Игнатов"

«Отвесьте щанку пинка».

Во вторую казарму я влетел удачнее. Мало того что не наткнулся ни на кого у дверей, так и большой зал был почти пуст. Лишь один Воин сидел за столом и расставлял перед собой столбики монет. Белый, зелёный и красный. Обернувшись ко мне, Воин недовольно рыкнул:

– Чего тебе?

На этот раз сердце у меня уже не так частило. Неуклюже поклонившись и вытянув единственную руку в подобии приветствия, я, глотая слова, учтя ошибки, ответил:

– Старший! Письмо! Письмо Черепаха послал отнести.

Несколько мгновений меня оглядывали. На вдох я почувствовал себя так, словно корзину с камнями на спину навесили, ноги дрогнули, подгибаясь, а затем всё исчезло.

– Иди, – Воин махнул рукой и строго добавил. – И не ори.

Снова благодарно склонившись, я протопал к дверям, на которые мне указали. Шёл я, тяжело и часто дыша, не торопясь и косясь на Воина. Возвращение моего истинного возвышения не заставило его отвлечься от подсчёта монет. Не почувствовал. Никто не почувствовал: из казармы не доносилось ни звука, ничего не засверкало. Чтобы ни проверяло входящих в город, но здесь, в здании не нашлось такой штуки.

Эту дверь я раскрыл медленно и так же вошёл, не поднимая глаз от пола и тщательно сутулясь. Это давалось неожиданно трудно. Слишком я привык идти, расправив плечи. Находящиеся здесь орденцы оказались слабее того, что остался позади. Он был не меньше, чем четвёртой звездой. Здесь не нашлось ему равных, трое и вовсе всего первой звезды, не больше.

Я бросил на стражников быстрый взгляд исподлобья. Ну, есть среди вас умельцы, что видят истинную силу Воина, а не привыкли оценивать старших по одежде, отворотам, оружию и броне, по надменному взгляду и цвету волос?

Нет. Ни один из орденцев даже не попытался вскочить, отдавая дань старшему или закричать в тревоге. Ни один из них не видел в грязном, ссутулившемся калеке Воина девятой звезды, которому неоткуда и незачем было взяться в казарме орденской стражи у ворот.

Здесь два десятка человек, половина которых и вовсе спала сейчас. Сколько бы мне понадобилось времени, чтобы убить их всех техниками? Два вдоха на Звёздный Клинок справа налево через всю казарму, рассекая всё на своём пути. И ещё два на Лезвия, которые добили бы тех, кто остался цел. Понятно, что фракции не нападают так друг на друга, не бродят свободно такие как я мастера Указов, способные скрыть свою силу. И всё же беспечно. Слишком беспечно.

Скачущие мысли не мешали мне заниматься задуманным делом. Нет, я не собирался никого здесь убивать. Я пришёл сюда, чтобы проверить свою задумку и маскировку, потренироваться перед тем, как взяться за главное, за безумный план, что пришел мне в голову при виде убегающего с Указом мужичка. Глаза сквозь редкий частокол полей шляпы скользили от одного Воина к другому. Кое-кого я даже узнавал, не раз видя на воротах или в Зале Стражи. Я уже окончательно успокоил биение сердца и избавился от волнения. Слабые. Слишком слабые. Никакого сравнения с теми, что лежали под моими ногами в орденском лагере. У здешних Воинов символы в Указах, казалось, развеивались лишь от одного моего взгляда, на миг оставляя после себя пустоту.

Крайний из играющих в кости за широким столом, тип с худым, вытянутым лицом и третьей звездой бросил на меня короткий взгляд:

– Ну? Чё замер? Чего тебе?

– Письмо. Черепаха наказал принесть, да отдать.

– Черепаха? – Худой развернулся и позвал: – Шири, к тебе?

Слева, из угла казармы ему отозвался недоуменный голос:

– С чего бы? Брат две недели как ушёл в лес: Чага пошла. Неужто…

С дальнего лежака подскочил молодой, нахмуренный Воин, в шесть широких шагов оказался у стола, требовательно вытянул руку:

– Ну! Давай сюда!

Подскочив, я всунул ему свою бумажку, так и замерев перед Воином в поклоне. Над головой раздалось возмущённое бормотание:

– Чего это такое?

Худой заинтересованно поднялся со скамьи:

– Покажи-ка.

Хмурый отрезал:

– Обойдёшься! – вцепился в моё многострадальное плечо, требовательно спросил: – Как выглядел тот, кто дал тебе это письмо?

– Низкий, чернявый такой, старший.

Хмурый отпустил меня, процедил зло, кривя тонкие губы:

– Если Ригий тебе чего пообещал, забудь, целее будешь. Вали отсюда.

Я не заставил себя упрашивать, задержавшись у порога лишь на миг, чтобы успеть сменить символы ещё у двух Воинов. Захлопнув за собой дверь, чуть разогнулся, оглядывая сидящего в зале. Он даже не обернулся, уже складывая монеты в кисет. Тем лучше. Мне хватило пяти неторопливых шагов, чтобы сменить символы его Указов, но он этого даже не почувствовал. Всё, как и говорили мои временные союзники, сейчас мучающиеся в тревоге под стенами Гряды: никто из орденцев не мечтает вот прямо в это мгновение выдать тайны Ордена или предать его. Указы спят большую часть времени, очень редко вступая в противоречии с желаниями носящего их. Тем более, когда он сам вполне доволен своим положением.

Остановился я только на границе квартала, в котором сам когда-то жил. Дальше идти в моих лохмотьях опасно. Пусть стража не так часто здесь проходила, но избежав пинка в казарме, глупо напрашиваться на него от местного. Вряд ли тем, кто живёт здесь, понравится такой странный гость. Я когда-то и сам уговорил маму переехать сюда, чтобы оказаться подальше от попрошаек и бедняков пристенных кварталов.

Забившись в щель между сараем торговца тканью и его фургоном я в очередной раз сменил одежду. На этот раз на свет показались трофеи из лагеря. Красная одежда попечителя. Та, что с серебряной отделкой рукавов. Она сегодня идеально подходит к тому что я задумал. Слишком уж мало баек я слышал об этом отделении, есть надежда, что и простые Воины знают о них не многое. Грязное рваньё, я, на миг замявшись, всё же не бросил себе под ноги, а сложил в кисет. Оно очень пригодилось и кто может сказать, не случится ли такого ещё раз?

Из-за фургона на улицу Гряды шагнул уверенный в своих силах и своём положении попечитель Ордена: распущенные длинные синие волосы спадали на ярко-красные одежды; чёрный с серебром герб на спине, цзянь на перевязи под левую руку; на груди, напоказ тот самый простой медальон, что я подобрал в иле. Не видно только лица попечителя, его закрывала обгорелая маска Пратия. Она самое слабое место плана, но артефакта, что полностью изменил бы моё лицо, у Тортуса не нашлось. А жаль.

Мне хватило одного взгляда сквозь прорези маски, чтобы замерший с выпученными глазами бородатый мужик-Закалка, отпрыгнул в сторону и склонился в поклоне младшего старшему. Отлично. Хотя мне предстоял разговор отнюдь не с Закалками и так легко их не испугаешь.