Читать книгу - "Меч Господа нашего - Александр Афанасьев"

Тойота перла по трассе под сотню, машин было немного, трасса разбита – но не так как в Афганистане. Мимо – мелькали кишлаки, придорожные заведения, зелень, играющие бачата, выставленный на продажу товар, в основном фрукты. Халл с заговорщическим видом достал что-то, напоминающее мяч для регби и разрезал это. Брызнул сок.

– Что это?

– Дыня, сэр. Местный фрукт, очень сладкий. Очень вкусно, попробуйте. Здесь так принято встречать гостей.

Генерал принял солидный кусок дыни, осторожно попробовал. Было и в самом деле очень вкусно… какой-то сладковатый, но не приторный, необычный вкус. Откусил еще, сок тек по губам…

– Да, вкусно… Это растет здесь?

– Да, сэр.

– Этим парням надо экспортировать это. У мистера Сэма^[52] такое пойдет на ура.

– Возможно, сэр. Здесь вообще много чего интересного…

– Как Афганистан…

Генерал споткнулся. Он хотел сказать – как Афганистан без войны. Но он не представлял себе – что такое Афганистан без войны. Для него слово «Афганистан» означало «война».

– Да, сэр, наверное, вы правы. Примерно девяносто лет назад русские коммунисты пришли сюда и выгнали всех бандитов за Пяндж. То есть в Афганистан. Можно многое говорить о русских – но здесь спокойно до сих пор.

– Черт, мы тоже пришли в Афганистан и выгнали хаджей в Пакистан – проворчал генерал, сражаясь со своим куском дыни – однако, они все не унимаются…

– Русские тоже долго сражались на границе, я слышал. Годов до пятидесятых…

– Вы давно здесь?

– Три года, сэр. Я попросил оставить меня на этой станции, потому что намереваюсь писать диссертацию по местной культуре. Здесь очень богатая и необычная культура, сэр…

* * *

Город Душанбе если и не потряс МакКристалла – то точно его удивил. Он не ожидал такого.

Сильно похож на Кабул, разница только в том, что здесь не таких высоких гор, как в Кабуле – но в то же время и не Кабул. Шумный город, с торговлей на улицах, с железнодорожным вокзалом и аэропортом, с достаточно приличными дорогами, с массой зелени, которую в Кабуле вырубили, чтобы иметь возможность хорошо просматривать обочины дорог. Довольно много машин – в отличие от провинции, там машин почти нет, а какие есть – в основном либо дорогие внедорожники, либо – рассыпающиеся от старости советские грузовики. Еще мотоциклы – здесь, как и в Афганистане было удивительно много мотоциклов, в том числе с колясками. Широченные проспекты с типичными для русских городов, похожими на цапель светильниками. Если в Кабуле не так много обычных, многоквартирных домов^[53], люди живут на виллах или в бараках, а старые советские новостройки буквально кишат народом – то здесь жилья было достаточно. Здания по четыре, по пять этажей, в основном советского типа, на первых этажах обычно магазин прямо в здании – тоже особенность советской застройки, офисы и магазины на первом этаже жилого дома. Есть и новостройки, по семь, по девять этажей, даже выше. Есть небоскребы, идет строительство, видны краны…

И, тем не менее – много людей на улицах. Генерал научился отличать опасность по мало кому известным признакам. Много молодых мужчин на улице – явный сигнал опасности. Это значит, что в стране для них нет работы. Такая вот среда – как агар-агар для болезнетворных бактерий, исламская зараза распространяется здесь как чума.

– Насколько здесь опасно? – спросил генерал, потому что машина катилась.

– Как сказать, сэр… – неопределенно пожал плечами Халл – пока здесь спокойно. Но это только «пока». Самые большие проблемы с исламским экстремизмом были в Узбекистане, но их взяли на себя русские. Мы даже сотрудничаем с ними по рабочим вопросам, потому что иначе нельзя. Обмениваемся информацией. Но после четырнадцатого года стало намного хуже…

– После войны с Россией?

– Мы предпочитаем так не говорить, сэр, слишком опасно. Наше влияние здесь не безоговорочно, английский язык здесь знает один из ста, а русский – каждый пятый и об этом нельзя забывать. Здесь очень высокая рождаемость, сэр, четверо – пятеро детей в семье не редкость, а норма. Раньше демографическую проблему удалось снимать, просто молодые мужчины отправлялись в Россию на заработки нелегально. Но после четырнадцатого года у русских стал проявляться агрессивный национализм фашистского толка. Не так давно в России нескольких мигрантов русские фашисты облили бензином и сожгли^[54]. Теперь – в Россию осмеливаются ехать немногие. Кого-то принимает Казахстан, в некоторых регионах России не так силен разгул национализма, в последнее время начали набирать группы для работы на китайских фабриках. И даже вроде как китайцы собираются строить здесь несколько фабрик для отшива простейшего трикотажа. Но все равно людей намного больше, чем работы для них.

– Твою мать, у русских те же проблемы, как и у нас с мексиканцами. Не знал. А как насчет сельского хозяйства? Эти же дыни…

– Сэр, здесь очень примитивная система ведения сельского хозяйства. Каждый чиновник имеет здесь либо лично сам, либо через доверенных лиц землю, в основном землей владеют родственники. Это бывшие советские колхозы, только русских отсюда прогнали. Власть здесь означает деньги, а деньги власть: здесь есть очень богатые люди, но все они либо чиновники, либо подставные люди от чиновников. Эти чиновники владеют землей, но они знают, что если впадут в немилость – то землю у них отберут безо всякого суда. Поэтому, они предпочитают ничего не вкладывать в нее, а получать по максимуму отдачу и выводить деньги за границу.

– Черт… это мне напоминает наших топ-менеджеров из Fortune-500, – попытался пошутить генерал.

– Да, только вот здесь все намного круче. Здесь нет нормальных медицинских и пенсионных страховок, стариков содержат их дети, вот почему здесь такая сумасшедшая рождаемость. После того, как выгнали русских врачей – нормальной медицинской помощи почти не стало, если в Душанбе еще есть нормальные больницы, то в провинции практически все больницы закрыты, местная власть решила, что медицинская помощь людям не нужна. Более того – на этих плантациях люди работают как рабы, им часто вообще ничего не платят. Местные чиновники-плантаторы контролируют суды, жаловаться бесполезно. Вот поэтому – здесь и укореняется «исламская справедливость» и подпольные шариатские суды.