Читать книгу - "Броневой - Илья Те"

— Внимание! Это шкатулка-первая. — проорал Малярийкин в микрофон общей связи, — Номерам пятьдесят два и семьдесят шесть! Повторяю: номерам пятьдесят два и семьдесят шесть! Выполнить обходной маневр по ордеру пятнадцать! Повторяю: обходной маневр по ордеру пятнадцать! Ведомым группам следовать за ведущими! Ведомым следовать за ведущими! Как поняли, приём?!

Некоторое время радиостанция издавала только шумы и скрип. Наконец, ответ последовал:

— Коробочка пятьдесят два шкатулке первой. Приказ понятен: выполнить обходной маневр по ордеру пятнадцать! Выполняю!

— Коробка семьдесят шесть шкатулке первой. Приказ понятен. Повторяю: приказ понятен.

— Выполняйте! — Выдохнул Маляр.

В пособии по коллективному бою, которое он внимательно в своё время изучал в процессе подготовки танковым сражениям КТО, и по которому его без жалости гонял занудный Гойгу, описывалась почти сотня различных боевых ордеров. Наиболее применимыми из них были примерно двадцать. Бойцы топового уровня, которые сейчас и играли с ним и Шапроновым в локации Твардовщина были обязаны знать основы боевого маневрирования и помнить хотя бы первые двадцать ордеров на зубок. Именно поэтому маневрирование на начальном этапе боя (то есть пока) выполнялось довольно слаженно. Но из тех же наставлений старого Гойгу, Малярийкин знал — все указанные в учебниках ордера и типы перестроений можно применять либо в самом начале боя, либо в случае коренного изменения обстоятельств. Например, буквально, при ретирации, то есть организованном бегстве от противника. Либо при атаке, увенчавшейся успехом на одном из направлений и требовавшей, соответственно, усиления натиска. Во всех иных случаях изменение изначальных ордеров и вообще, любое массовое перемещение единиц техники на поле боя под огнём противника было чревато поражением и потерями.

Сигналом к «завершению» этапа, на котором были возможны перестроения массивных боевых цепей, был, естественно, сам бой. Его начало. Как только противник открывал огонь перестраиваться становилось опасно и бесполезно. В этом смысле Малярийкин отдал приказ второй линии об отходе даже с некоторым опозданием — ведь фактический обстрел подконтрольного ему отряда уже начался. С другой стороны, шапроновцы долбили сейчас передовую линии его маленькой армии, и вторая линия, то есть машины второго эшелона, могли свободно уйти с направления удара ничем не рискуя. В этом смысле Малярийкин как командир никаких правил не нарушил. Вопрос же к чему это приведет оставался почти риторическим. Можно было приводить сколько угодно доводов за или против подобного маневра, но решить правильно или нет, мог только один аргумент. Практика. Фактическая победа. Или — её отсутствие.

И всё же самому себе Малярийкин некоторые аргументы автоматически приводил. Плюсом принятого им решения было то, что глубокое эшелонирование обороны в танковом поединке того типа, который они вели было ни к чему. Более того — оно было излишним и чреватым дополнительными потерями. Пушки Шапроновской линии шмаляли вперёд почти без разбора. И чем гуще было построение Малярийкина, тем больше была вероятность попаданий. Соответственно, убрав вторую цепь с линии огня, Маляр «разрядил» собственные позиции и снизил вероятность попаданий.

Обычно эшелонирование танковой обороны применялось либо для прорыва, либо для воспрепятствованию вражескому прорыву. В данном случае перед Малярийкиным не стояла ни та, ни другая задача. За кормой двух его цепей не было населенных пунктов или объектов (например, флага), которые следовало удержать. Соответственно, упорствовать в обороне пшеничного поля и развернувшейся за ним арбузной бахчи не было ни малейшей необходимости. С другой стороны, никаких подобных целей не было и за линией Шапронова. Соответственно рисковать и глубоко вклиниваться, а уж тем более «пробивать» вражеские шеренги было излишне.

Но у решения Малярийкина был и минус. Маляр все же существенно сокращал (да что там существенно — ровно в два раза) численность своих машин на главном направлении вражеского удара. В условиях интенсивного и яростного противостояния, когда дело могло пойти на принцип и машины одной команды стали бы в упор выбивать машины противника, не жалея себя, численный перевес Шапроновцев на поле мог привести к тому, что первую цепь Малярийкина просто выбьют, воспользовавшись численным превосходством.

Так какой из аргументов более верный?

Рулетка. Предугадать тут ничего было нельзя. Только ждать.

Почти обрадованный подобным итогом собственных размышлений, Малярийкин решил оставить аналитику на время в сторону и непосредственно вступить в бой. Как показывала практика на прошлой локации, использование «Мамонта» не в качестве командного пункта, а в качестве обычной «строевой» машины, было обычно крайне эффективным. Недаром его танк являлся самым дорогим! Хоть как то это должно было оправдаться.

Интересно, подумал Малярийкин, а где сам Шапронов? Блестящим финалом массовой схватки по идее должен был стать бой между лидерами команд — малярийкиновским «Мамонтом» и машиной командора Шапронова (интересно, на чём он?). Однако в действительности всё выходило не так. Очевидно, что как и Малярийкин, командор разделил свой отряд на две части. Одна из них атаковала Малярийкина в поле, а вторая оставалась в качестве резерва. Малярийкин непосредственно ввязался в бой во главе своего обороняющегося отряда, активно способствуя общей победе своим самым сильным корпусом в команде. А вот командор Шапронов, напротив, остался вместе с резервом, делая на время бесполезным уникальные возможности элитного корпуса. Если конечно, он был на элитном корпусе, а не на быстроногом васпе, что также считалось приемлемым для командира игровой команды. И даже — хорошим вкусом.

Отвернувшись от фронтального экрана, Малярийкин внимательнее вгляделся в прицельный монитор. Если раньше его интересовала больше общая композиция, то ныне, перед вступлением в индивидуальный бой, привлекали детали. Шапроновские танки двигались «кучками». Впереди или в центре этих «кучек» ползли прокачанные до М3 Викинги или иные относительно мощные машины. Сзади и по бокам «кучек» — разнообразное и разномастное зверье поменьше.

Неожиданно Малярийкин услышал, как без всякой команды заработал его собственный автоматический гранатомёт. Робот-прибор, управляющий навесным гранатомётом и закрепленный на «Мамонте» на вершине башни работал самостоятельно, без участия пилота. Малярийкин мог дать команду «спать» (например, если «Мамонт» сидел в засаде), или «работать» (в случае открытого боестолкновения). В настоящий момент робот-гранотомёт действовал в режиме «работать», активированном Малярийкиным для навесного компьютеризированного вооружения ещё в самом начале боя. Цели гранатомёт-робот автоматически выбирал себе сам. Крупным машинам вреда он причинить не мог, потому мишенями для потока гранат становились в основном дешевые старые корпуса вроде васпа, на котором в первый раз выступал Малярийкин в отборочном бою с нубами, и которым тогда очень гордился. Обладая «Мамонтом» на васпы просто не следовало обращать внимания — их по ходу дела, словно мелких надоёдливых насекомых уничтожал робот, орудующий самым слабым типом навесного вооружения дорогой боевой машины.