Читать книгу - "Мы пришли с миром... - Виталий Забирко"

— Тогда я тебе сейчас покажу, что такое дружба, — процедил я. Огляделся по сторонам, заметил возле шлифовального круга молоток и взял его. С капризными детьми нужно вести себя адекватно: по принципу: «Подавись своей игрушкой и не писай в мой горшок!»

— Что ты собираешься делать? — настороженно поинтересовался осьминог.

— Сейчас увидишь...

Двумя пальцами я прижал стеклянный глаз к столешнице, замахнулся молотком и... И почувствовал, как все мышцы окаменели — я превратился в неподвижную статую.

Осьминог вытянул щупальце и аккуратно вынул из моих пальцев стеклянный глаз.

— Скажи, пожалуйста, — как ни в чем не бывало обратился он ко мне, — как я должен поступать, когда один друг просит никому не говорить, где он, а другой друг требует назвать место, где находится первый?

Если в человеческих отношениях он разбирался на уровне ребенка, то в элементарной логике был силен. Однако я ничего не мог ответить. Стоял, подобно истукану, и удивлялся, как при полном параличе мышц, в том числе и грудной клетки, я еще не упал в обморок от кислородной недостаточности.

— Ах да, извини, — наконец-то заметил мое состояние осьминог и снял с меня оцепенение.

Молоток со свистом рассек воздух, врезался в столешницу, и если бы я рефлекторно не убрал руку, то непременно раздробил бы пальцы. Сам себе, и винить было бы некого.

Подавив огромное желание запустить молотком в осьминога, я осторожно положил молоток на стол, пододвинул к себе табурет и сел. Швырял один раз киянку и повторять сомнительный эксперимент не собирался. Какой я к черту папа Карло? Карабас Барабас, оставшийся с носом.

— Так как мне поступить, — повторился осьминог, — если я очутился между двумя друзьями как между двух огней?

— Это между врагами ощущают себя как меж двух огней, — машинально поправил я.

— Да?

— Да.

— Пусть так. Но все-таки как мне поступить?

Я молча повернулся на стуле и принялся смотреть в темное окно. Пускаться в пространные объяснения норм человеческой этики не хотелось — давно разуверился, что они существуют, и вряд ли получится переубедить прежде всего самого себя. На миг показалось, что в окне мелькнуло чье-то бородатое лицо. А может, и не показалось. Судя по всему, кто-то из «Горизонта» меня «подстраховывает».

— Поступай, как знаешь, — вздохнул я, отворачиваясь от окна. Было уже наплевать, страхуют меня или следят за мной.

— Тогда я промолчу, — резонно заключил осьминог.

— Скажи хотя бы, как она себя чувствует?

— Ей нравится.

От двусмысленной фразы меня покоробило, и я со всей остротой неведомого мне ранее отцовства ощутил, что почувствовала Любаша, когда Оксана объявила о нашей мнимой любовной связи. Черт бы побрал Голливуд с его садистскими фильмами! В пропаганде насилия не существует грани между просветительством и развращением. У нормального человека кинодетективы на тему педофилии вызывают вполне обоснованный страх, что подобное может произойти с его детьми. А на психически неуравновешенного, чьи извращенные сексуальные фантазии до поры до времени заблокированы воспитанием и моралью, просмотр садистских фильмов действует наподобие ключевого слова для запуска подсознательной программы — если такое показывают в кино, то почему я не могу претворить в жизнь?

Я исподлобья глянул на осьминога. Конечно, он не имел в виду ничего подобного, говорил искренне и без задней мысли. Мои опасения — это моя беда, крест моего сознания, отягощенного инфернальным знанием о миазмах человеческой психологии. Маньяков, по статистике, — один на миллион нормальных граждан, но благодаря «просветительству» киноиндустрии один извращенец заставляет дрожать противостоящий ему миллион.

— То есть она здорова? — хрипло переспросил я. — В полном порядке?

— В полном, — мимоходом заверил осьминог, вертя в щупальцах стеклянный глаз. Но, видимо, минуту назад он выискал в моем сознании что-то темное и подспудное, потому что вдруг застыл и внимательно посмотрел на меня сразу тремя глазами. Двумя в теле и одним в щупальцах.

— Что вы за мнительные создания, — заявил он. — Не бери дурного в голову! По себе знаешь, что любую вашу болезнь я сниму одной левой.

— Поживешь с нами, тоже мнительным станешь, — пробурчал я. Но на душе полегчало. В «одной левой» я услышал интонации Оксаны и позволил себе иронично заметить: — Непонятно только, какое из щупалец у тебя левое?

Осьминог застыл в замешательстве, поднес к глазам щупальца.

— По-моему, я ясно выразился, — наконец сказал он. — Вот эти четыре — левые, и одним из них я сниму болезнь. — Он подозрительно посмотрел на меня. — Или что-то не так?

— Все так, — пряча улыбку, закивал я.

Объект мне не поверил.

— Вы еще и скрытные, — с горечью заметил он.

— Чаще бы со мной общался, еще бы и не то о людях узнал, — заверил я.

— Я хочу общаться не только с тобой, а со всеми.

— Почему же тогда прервал свой контакт с «Горизонтом»?

— Потому, что там хотели, чтобы я общался только с ними. Но мне давали очень скудную информацию, многое замалчивали и при этом постоянно чего-то опасались. И я решил познавать ваш мир самостоятельно.

Объект предоставил прекрасную возможность начать осуществлять миссию, возложенную на меня Ивановым, но мне было не до того. Подождут дела земной цивилизации.

— И для этого тебе сейчас нужны стеклянные глаза, — исподволь начал я.

— Да.

— А разве одного глаза для куклы недостаточно, чтобы видеть наш мир?

— Для стереовидения необходимо как минимум два приемника света.

— А сто еще лучше, — с иронией заметил я. — Закачаешься, какое стереоизображение получишь!

— Ты не понял, — укоризненно поправил осьминог. — Я хочу познавать ваш мир, как вы — бинокулярно. Иначе какой смысл в контакте? Где второй глаз?

— Не будет тебе второго глаза. Ни третьего, ни четвертого, ни сотого. Вообще больше не будет.

— Почему? — изумился осьминог. — Андрей не хочет со мной работать? Ему не нужны деньги?

— Не все меряется деньгами, — начал заводиться я. — Андрею сейчас не до твоих прекрасных глазок!

— Что-то случилось? — растерялся осьминог и снова уронил из щупалец стеклянный глаз.

— Да, случилось. У Андрея сын умирает. А тебя, который называет себя его другом, который может «одной левой» вылечить любого человека от любой болезни, только стеклянные глазки и интересуют!

Мохеровый осьминог скукожился, неловко переминаясь с ноги на ногу. И мне показалось, что если бы он мог покраснеть, то покраснел бы.