Читать книгу - "Боксер-7: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров"

— Понимаю, — смиренно кивал я головой, давно уже уяснив, что с людьми, от которых целиком и полностью зависит, получишь ты шанс воплотить свою мечту или нет, лучше не спорить.

— Триумфальными! — со значением поднимал палец вверх чиновник, и взгляд его устремлялся куда-то в ту же сторону. — Мероприятие будет приурочено к годовщине величайшего события. А это значит, что у нас нет права… как бы это помягче сказать…

— На неудачу, — подсказывал Григорий Семенович, обычно в таких случаях наблюдавший за нашим общением где-нибудь в сторонке.

— Вот именно! — радовался чиновник. — Спасибо, Григорий… эээ… Сергеевич, выручили. Запомнил, Михаил? Нет права на неудачу! У нас, а значит, и у тебя!

«Ты бы хоть выучил, как кого зовут, а потом уже других памяти обучал», — с ехидством думал я, но вслух отвечал:

— Да, конечно. Неудачи не будет!

— Вот это по-нашему! — радовался тогда высокий гость. — Вот теперь я вижу, понимаешь ли, что ты осознаешь всю ответственность. Вижу твою сознательность! Эх, вот если бы все спортсмены были такими, как ты — мы бы вообще стали единственными чемпионами мира по всем видам спорта!

— Если бы все были такими, как Мишка, то все соревнования потеряли бы смысл, — мягко напоминал ему Григорий Семенович.

— А? Где? Это почему же? — гость, казалось, внезапно падал со своих чиновничьих небес на землю.

— А потому что чемпион — он потому и чемпион, что отличается от всех остальных, — объяснял ему Григорий Семенович. — А когда все одинаковые — то и смысла соревноваться никакого.

— А, ну да, — сконфуженно говорил гость и тут же возвращал прежнюю интонацию: — Так вот мы, значит, и хотим, чтобы все были как ты, Миша! Чтобы ты был примером! Поэтому у тебя нет права на неудачу!

«Ни черта никто из вас не понимает в психологии спортсмена», — думал я про себя после таких разговоров. «Интересно, сам-то хоть раз где-нибудь выступал как рядовой участник? Сказать „не имеешь права на ошибку“ — одна из самых больших глупостей, которые только можно сделать, чтобы человек зажался и не выдал вообще никакого результата».

Впрочем, на меня их речи все равно никак не действовали. Я и сам прекрасно знал, как мне нужно себя настроить, чтобы выступить достойно.

Что же касается чисто спортивных задач, то мне предстояло бороться за первое место в медальном зачете команд с кубинцами. С одной стороны, это было событие, которого я очень долго ждал. Соперничать с кубинцами автоматически означало твой высокий уровень, поскольку они считались одними из лучших боксеров в мире. Но с другой стороны, в этом и заключался высокий риск: никто никому никаких поблажек давать не собирался, и победить было намного сложнее, чем на всех моих предыдущих соревнованиях, вместе взятых.

— Ох, не знаю я, Мишка, как ты там будешь, — как-то совсем уж по-родительски сказал мне Григорий Семенович, когда мы с ним стояли в очереди на самолет. — Кубинцы — сильные звери!

— Конечно, сильные. Только я-то тоже ничего, Григорий Семенович, — ответил я.

— Я знаю, Мишка, — улыбнулся Григорий Семенович. — И я полностью в тебе уверен! Уверен, что ты все сможешь, что у тебя есть для этого все данные и все возможности! Просто это действительно пока что самое ответственное твое выступление.

— Ничего, — я постарался приободрить и себя, и тренера, — где только наша не пропадала!

Поездка в Белград уже не производила на меня такого неизгладимого и острого впечатления, как в ту же Германию. Я начинал привыкать к постоянным перелетам, смене часовых поясов и уклада жизни. Более того, я уже довольно спокойно относился и к вниманию со стороны прессы и других спортсменов. Внезапные вопросы, повторявшиеся по сто раз на дню, не выводили меня из равновесия, а были чем-то вроде работающей неподалеку радиоточки, которую ты не можешь выключить и воспринимаешь как неизбежный фон.

— Послать бы их всех к чертовой бабушке! — ворчал Григорий Семенович, отгоняя от меня очередных пронырливых корреспондентов с блокнотами и фотоаппаратами. — Прохода не дают! Ни пообедать, ни потренироваться, ни отдохнуть спокойно!

— Ничего, — успокаивал я его, — у них просто работа такая.

— А у нас работа такая, что нам мешать нельзя, — парировал Григорий Семенович. — Ты гляди, не думай еще там себе, что они потом напишут. Написать могут все, что угодно. И спросить, кстати, тоже. А у тебя в голове должен быть только бокс!

— Хорошо, — соглашался я.

Григорий Семенович был прав — до ответственного дня оставалось все меньше времени, и стоило сосредоточиться на подготовке. Поэтому в Белграде я уже практически не отвлекался ни на красивейшие достопримечательности, ни на дегустацию местной кухни. Хотя югославы оказались очень гостеприимными и хлебосольными людьми — все-таки не зря они считались братской республикой! Мне постоянно предлагали попробовать какое-нибудь новое блюдо, которого я еще не ел. И блюда эти были одно вкуснее другого.

— Я же спортсмен, — отнекивался я. — Мне нужно соблюдать диету и режим питания.

— Да ладно тебе, парень! — уговаривали меня мои новые югославские знакомые. — На режиме ты всю жизнь сидишь, а такую вкуснотищу, может, никогда больше и не попробуешь!

— Я бы с радостью, — виновато откликался я, — да только если я ее попробую, мне потом придется несколько дней вообще из зала не вылезать, чтобы компенсировать!

— Ой, да что ты говоришь, — отмахивались югославы. — Никто же тебя не заставляет питаться этим каждый день! Попробуй один кусочек, одну порцию. А потом возвращайся опять к своему творогу или что там вы едите круглые сутки!

Иногда мне удавалось настоять на своем, а иногда все-таки приходилось уступать братскому югославскому напору и пробовать незнакомые блюда. Должен заметить, что они и вправду были чудо как хороши, и, если бы не спортивная диета, я бы, наверное, не смог отказать себе в удовольствие поменять свой рацион полностью — хотя бы на время этой поездки.

То же самое происходило и во всех остальных сферах жизни. Я не испытывал ни малейших бытовых неудобств — все мои пожелания угадывались едва ли не до того, как я их озвучу. Создавалось такое ощущение, что, если бы я захотел, то чуть ли не половина Белграда примчалось бы ко мне предлагать помощь, чтобы